Нужно было определиться с дверью. Правая или левая келья принадлежит нашей, дорвавшейся до власти, малышке?

Сначала приложил ухо к левой, прислушался. За ней высокий женский голосок воодушевленно читал молитву «К Троице». Периодически раздавались глухие стуки по дереву. Головой об пол бьется, что ли? Тогда это явно не наша падшая.

А вот правая… За правой дверью царила непроницаемая тишина. Свет тоже не просачивался сквозь щель. Затаилась и ждет, чертовка. Вполне вероятно, готовая подать сигнал тревоги, если заметит что-нибудь подозрительное. И сбегутся же ведь на детские крики. Тогда вся наша маскировка пойдет по…

— Демурушка?..

Я аж дар речи потерял, когда Саймон, приблизившись к двери, в точности скопировал голос тетки, что исполняла роль контрольно-пропускного пункта в собор. А этот парень полон неожиданностей! На удивление, иногда даже приятных.

— Демурушка, детка, могу ли я войти?.. — пристукнул телепат костяшками по двери и замер, глядя на меня, в ожидании.

— Да, тетушка, входи… — приглушенно раздался по ту сторону тонкий детский голосок.

Скорчив довольную физиономию, Саймон кивнул мне. Натянул капюшон до самого подбородка, приоткрыл дверь в освещенную лунным светом келью, вошел…

Тень вынырнула из тьмы неожиданно для парня, но вполне ожидаемо для меня. Взмах руки с подсвечником, и вот наш актер погорелого театра валяется в отрубе, а на меня из недр комнаты уставились два больших светящихся глаза.

Ну, теперь точно мой выход, и, скинув с головы капюшон, я сделал уверенный шаг в келью.

— Я предупреждала, что может произойти, если ты вернешься, Даггер… — змеей прошипела Демура.

— Ты всего лишь падший страж Талии, который слишком многое о себе возомнил.

— Нет. Я всего лишь маленькая девочка, избранная Чадом для того, чтобы нести людям свет и благодать. Маленькая, беззащитная девочка…

Широко раскрыв рот, она приготовилась заорать, и я бросился к ней с намерением закрыть этот рот навсегда. Падшая в сосуде мелкой девчушки оказалась проворнее. Выставив скрещенные руки перед собой, озарила всю комнату слепящим до слез светом, а уже после заорала во всю глотку:

— Спасите, дядюшки, тетушки! Помогите! Пожар!

Ослепленный, нащупал дверь, захлопнул ее за собой и вставил правый кинжал между дверью и косяком. Некоторое время выгадаю, но его должно хватить. Нет, определенно хватит.

— Пожа-а-ар! — продолжала верещать Демура.

Глаза щипало, словно в них кислотой плеснули. Эта мелкая дрянь, по ходу, прожгла мне роговицу. Келья плыла перед глазами, и Демура казалась в ней сплошным светлым пятном.

Оставшись с единственным клинком в руке, двинулся в ее сторону, схватил девку за горло, но вот глаза беглянки вспыхнули, и мне пришлось крепко зажмуриться, чтобы не ослепнуть совсем. Мощность этого света была настолько сильной, что тот проникал даже сквозь плотно сжатые веки. Да, при должном уровне мастерства даже свет способен убивать.

Зашипев от боли, отвернулся, и она воспользовалась секундной заминкой, чтобы вцепиться зубами в руку, схватившую ее за шею.

— В-в-вот падаль… — процедил сквозь зубы, но хватку не ослабил. Терпел, занося клинок.

В дверь уже барабанили. Беспокойные голоса раздавались за ней. Крики, женские стенания. Яркий свет, струящийся из верхней кельи собора Святой Троицы, наверняка, можно было разглядеть на расстоянии нескольких километров.

Один удар. Один единственный точный удар отделял меня от возвращения души Демуры в клинки, а я… медлил. Даже будучи слеп, осознавал, что подо мной от удушья извивается не тело закованной в латы присяжной, а маленькой девочки. Во имя всех праотцов, какой же удачный она выбрала для себя сосуд, что даже меня вводит им в замешательство!

Умом я понимал, что сосуд — это всего лишь сосуд.