Буду насвистывать. Знаете песенку «Расскажи-ка мне, дружок, что такое Манжерок…» Вот ее…
– Ну что? – с любопытством спросил Колычев.
– Назначил встречу у памятника Пушкину через час. Похоже, начальник какой-то… Говорит, словно диктор Левитан, прямо рокочет. Сдается мне: ему эти эмали и на фиг не нужны.
– Вот видишь! Взглянуть на него нужно. Может, меня с собой возьмешь?
– С удовольствием.
– Вот и замечательно. Теперь вот еще что. Две эмали, которые ты ему отдашь, вручишь без этой громоздкой коробки. В ней осталось пустое гнездо от Иоанна. К чему акцентировать? Сейчас переложу их в другую упаковку. Послушай, а ты не знаешь, что такое Манжерок? Идиотская такая песенка по радио целыми днями звучит. Прямо в зубах навязла. Я уж и в энциклопедию лазил… Нет ответа! – Колычев огорченно всплеснул руками. – И откуда он взялся, этот Манжерок? Ладно, черт с ним. Пойдем чаю попьем. Время еще есть. Расскажи, как поживает вдовица?
– Вы о Ладейниковой? Знаете, показалось, не очень она горюет по своему восточному мужу.
– Никогда ее не видел, но наслышан. Говорят, весьма пикантная дама, хотя и со странностями.
– Вы разве не бывали в доме у профессора?
– Представь себе, ни разу.
– Но почему? Ведь, несомненно, имели с ним многочисленные дела. Я хорошо помню: первый мой выход в свет в качестве вашего… э-э… помощника был именно к Ладейникову.
– Не любил я этого человека. – Колычев поморщился. – Встречался с ним, безусловно, но в гости к нему не хаживал. У него весьма нелестная репутация была… Темная, я бы сказал. Поговаривали, что будто он – сектант.
– А вам какая разница? Хоть буддист.
– Чуть ли не таг-душитель. Правда, это всего лишь слухи, причем крайне неопределенные. Имелся у меня один знакомец, в прошлом – масон. Вот он рассказывал: нечто подобное имело место еще до революции…
– Ну, вы хватили! Вспомнили старосветские времена. Годков Ладейникову сколько было?
– Не знаю, но поболе, чем мне. А выглядел он очень даже моложаво. Ты чай-то пей, скоро поедем. Варенье, между прочим, кизиловое. С некоторых пор мое любимое. Замечательно Людмила Васильевна его мастерит. С большим, я бы сказал, знанием дела. Так вот, о Ладейникове. Ходили на его счет и другие россказни, я бы сказал, более зловещего свойства, чем нелепое ныне идолопоклонство рогатой нечисти. Утверждали, что Ладейников был шпионом.
– Какой же страны? – стараясь не прыснуть, невинно спросил Артем.
– Ты, Артемий, зря хихикаешь. Впрочем, нам пора отправляться на рандеву. Поехали, в машине дорасскажу.
Они сели в «Волгу». Артем тронул машину, а Колычев продолжал:
– Так вот. Шпионом Ладейников был отнюдь не иностранным, а стучал в соответствующие органы, ты прекрасно знаешь в какие. Доподлинно известен следующий факт. Когда после пятьдесят третьего года оттуда, – Колычев указал большим пальцем себе за плечо, – стали возвращаться, некий его бывший сослуживец по Первому медицинскому явился прямо на кафедру и прилюдно плюнул ему в лицо. Возможно, он желал произвести еще и физические действия, но опасался последствий.
– А плевок разве не физическое действие? – иронически поинтересовался Артем.
– Не придирайся к словам. Его и так в институте недолюбливали, а после того случая многие вообще здороваться перестали. Правда, насколько я знаю, Ладейникова данное обстоятельство не особенно угнетало. Непонятно также, откуда он черпал средства на пополнение своей коллекции. Конечно, профессор, доктор наук зарабатывает весьма прилично. |