– Я что-то плохо понимаю. О какой изнеженности нравов идет речь?

– Когда мужчина с мужчиной… Гомосексуализм, другими словами.

– Тьфу, гадость какая! Ну, вы тоже скажете! Мне, слава богу, баб хватает.

– Баб ему хватает! Жениться пора, Артемий. Видный парень, а прозябаешь в холостяках.

– Никак не найду невесту подходящую.

– Хотя и видные ребята склонны к изнеженности нравов. Вот этот… актер французский… Как его?.. Еще графа Монте-Кристо играл… Да, Жан Марэ! Он тоже из этих будет.

– Жан Марэ?! Никогда не поверю. Чепуха!

– Чудак человек. Я в «Фигаро» читал большую статью про него.

– Клевещут.

– Там за клевету строго наказывают. Себе дороже. А этот самый Жан вовсе сей факт не скрывает, а гордится им. Он в этом смысле даже общественный деятель, председатель клуба или федерации.

– Ну вот ни на грамм не верю!

– И у нас, говорят, подобная публика имеется. В сквере возле Большого театра собираются. У фонтана…

– И чего это вы на старости лет интересуетесь этими уродами? Вот оно, пагубное влияние Запада. Может, желаете к ним присоединиться?

Колычев захохотал:

– Поздновато мне. А ведь знавал я в молодости и Дягилева, и Нижинского. Балетом, понимаешь, увлекался, скорее даже не балетом, а балеринками. К Кшесинской в гости хаживал… Но нравы этой публики всегда вызывали недоумение и, я бы сказал, отдавали казармой.

– Казармой? – удивился Артем. – При чем здесь казарма?

– Да как же! В некоторых частях царской армии процветал содомский грех. Конечно, не в гвардии, где, коли обнародуют в полковом собрании сей позорный факт, офицеру, замеченному в подобном, грозит обструкция, а на окраинах империи, в какой-нибудь Кушке, где русских баб не имелось. Хотя, думаю, и в гвардии этим баловались. Вон даже у Козьмы Пруткова отмечено: «Кто не брезгает солдатской задницей, тому и фланговый служит племянницей». Правда, по-моему, танцоры балетные грешили содомией отнюдь не из-за отсутствия женского тела, а, наоборот, от избытка. Потягай-ка с утра до вечера балеринку! Батманы эти, фуэте… Вот и теряли интерес… А эстеты типа Дягилева… Опять же изнеженность нравов. Бравый солдат Швейк отчасти был прав, когда резюмировал, что все знатные баре в большинстве случаев педерасты. Впрочем, оставим эту тему с душком. Ты сейчас куда ехать собираешься?

– Домой вас отвезу.

– Слушай, Артемий, не в службу, а в дружбу, покатай по городу. Соскучился, понимаешь… Париж Парижем, а Москва-матушка одна такая. Братец вон говорит: все бы отдал, чтобы домой вернуться. Желаю, чтоб под русской березкой схоронили. Чушь, конечно, сентиментальная. Во Франции тоже березы растут.

– Кто ж ему мешает вернуться?

– Опасается. А вообще, как говорится, домой возврата нет. Все в прошлом. Остались только воспоминания. Он – русский, жена у него русская, а дети, считай, французы. Родной язык знают плохо, а литературу и историю и того хуже. Про внуков и говорить не стоит. Вообще по-русски не говорят. И это вполне закономерно. Иначе и быть не может. Брат рассказывал: младшая дочь, учась в пансионе, вообще скрывала свое происхождение. Наша полная фамилия – Боде-Колычевы. И брат с гордостью носит обе ее половины. А племянница моя, отбросив вторую часть, стала просто баронессой Боде. То есть вернулась к своим французским истокам.

– А вы отбросили первую часть, – заметил Артем. – Так стоит ли ее упрекать?

– В моем случае речь шла о жизни и смерти, а ей ничего не угрожало.