С этими словами я бросила чайкам остатки своего пирога и принялась грызть яблоко, как следует потерев его о рукав свитера.

— И мне бы не пришлось работать. Мне не надо было бы каждое утро проделывать утомительный путь к галерее Бернштейна. Я была бы праздной дамой, и у меня появилось бы время на все, чем я хочу заниматься, то есть на живопись. Не имело бы никакого значения, есть у моих картин покупатели или нет, поскольку рядом со мной всегда был бы муж, готовый оплатить все счета.

— Я думал, вы смотрите на жизнь, как Феба, — заметил он, — но ошибался.

— Возможно, иногда я смотрю на жизнь так же, как моя мать. Ей нравится, когда жизнь ясная, безоблачная, удобная и безопасная. Она обожает Найджела. Спит и видит, что я выйду за него замуж. Ждет не дождется, когда же начнутся свадебные хлопоты. Собор Святого Павла, Найтсбридж, прием на Павильон-роуд…

— И медовый месяц в Бадли-Солтертоне с клюшками для гольфа в багажнике. Пруденс, ну вы же не всерьез все это говорите.

Я откусила большущий кусок яблока.

— Я могла бы.

— Но только не с человеком по имени Найджел.

Все это начинало меня раздражать.

— Вы же ничего о нем не знаете. И что плохого в замужестве, в конце концов? Вы знаете мир Фебы, вы знали мир Чипса. Но вы понимаете, что они давным-давно поженились бы, если бы Чипс мог получить развод? Но он не мог. Поэтому им пришлось пойти на компромисс и просто жить вдвоем так, как было в их силах.

— Я не вижу ничего плохого в замужестве. Я только считаю, что выйти замуж не за того человека — это безумие.

— Полагаю, вы никогда не делали такой ошибки.

— Нет, на самом деле, нет. Зато я сделал все остальные, какие только мог. Все на свете ошибки, кроме женитьбы. — Казалось, он осмысляет собственные слова. — Даже не думал никогда об этом, на самом деле.

Он улыбнулся мне, и я улыбнулась в ответ: меня наполняла беспричинная радость оттого, что он никогда не был женат. И в то же время меня это не удивляло. В нем был какой-то кочевой, свободный дух, и я поняла, что завидую этому.

— Хорошо бы иметь время на все в жизни, — сказала я.

— У вас есть время.

— Я знаю, но мне кажется, что я уже погрязла в рутине. Я люблю рутину. Я люблю свою работу и делаю именно то, что мне хочется делать, и я люблю Марка Бернштейна и не променяла бы свою работу ни на что на свете. Но иногда бывают такие утра, когда я еду на машине на работу и думаю: мне ведь уже двадцать три, и что я делаю со своей жизнью? И я думаю обо всех местах, где мне хотелось бы побывать. Кашмир, Багамы, Греция, Пальмира. И Сан-Франциско, и Пекин, и Япония. Я хотела бы посетить некоторые из тех мест, где были вы.

— Тогда отправляйтесь. Отправляйтесь прямо сейчас.

— В ваших устах это звучит так, словно это очень легко.

— Это может быть легко. Жизнь проста ровно настолько, насколько вы делаете ее простой.

— Возможно, мне недостает такого рода смелости. И все же я хотела бы осуществить кое-что из того, что осуществили вы.

Он рассмеялся.

— Напрасно. Кое-что из этого было кошмаром.

— Но теперь это уже не кошмар. Сейчас-то у вас все в порядке.

— Неопределенность — это всегда кошмар.

— А в чем у вас сейчас неопределенность?

— В том, что же я буду делать дальше.

— Это не должно быть слишком пугающе.

— Мне тридцать один. В течение ближайших двенадцати месяцев я должен принять какое-то решение. Меня страшит движение по течению.