Оливер стоял, улыбаясь и поигрывая в кармане ключами, и она поняла: он хочет показать, что его нисколько не тронули ее слова, что его это даже забавляет, показать слабость и бессилие Салли.

— Очень жаль, что ты не видишь, насколько ты смешна, — сказал он.

— Ты так думаешь? Ты узнаешь, насколько смешна Аманда. По ночам ты пробирался к ней в комнату… дарил ей подарки, подарил ту же карусель. Пока твоя жена не обнаружила и не отправила девочку в безопасное место. А потом покончила с собой. Люсиль покончила с собой, ведь так, Оливер?

Мышцы его лица напряглись, улыбка погасла.

— В тот день был густой туман, она ехала по дороге, по которой ездила всю жизнь, и свернула прямо в реку. Из-за тебя, Оливер.

Наступило страшное молчание. Когда Оливер заговорил, его поза изменилась. И Салли поняла, что ее последние слова поразили его в самое сердце.

— Не знаю, Салли, чего ты добиваешься своими жестокими обвинениями. Правда не знаю, — сказал он.

— Я хочу, чтобы весь мир узнал, что ты такое. Я хочу разоблачить великого филантропа, исследователя, джентльмена и показать, какой дрянью он на самом деле является!

— Ты же не думаешь, что кто-то поверит твоей лжи? — Тяжелым, пронизывающим взглядом он попытался заставить ее опустить глаза.

Сквозь пелену слез она посмотрела ему прямо в глаза. Он стоял среди своих драгоценных приобретений, которые все эти годы сохранялись им, его репутацией и хорошей работой, а внутри этого кокона совершались тем временем немыслимые преступления…

Она не узнала себя. Этот крик, эти слова принадлежали не ей.

— Ты увидишь! Вонь от тебя поднимется до небес.

— Очень сомневаюсь.

— Погоди, пока заговорит Аманда, а я…

— Сколько угодно. Думаешь, я тебя боюсь? Я буду все отрицать, и конец делу.

— Твой позор…

— …рикошетом ударит по твоей семье.

— Но только не теперь, когда я все расскажу врачу Тины.

— Чепуха! Все знают, что маленького ребенка можно научить говорить что угодно.

— Ну а у врача какой мотив? Она тебя в глаза не видела. Какой мне смысл? Мне никогда ничего не нужно было от тебя. Я думала… я восхищалась тобой, пока сегодня вечером Тина… — На мгновение комната качнулась перед глазами. — Моя девочка. Маленькая моя! — воскликнула она, закрывая лицо руками.

Внезапно Салли поняла, что дошла до предела — морального и физического. И, подняв глаза, спокойно посмотрела на Оливера.

— Гораздо более известные люди, чем ты, бывали разоблачены, Оливер. И у них хватало мужества признаться и раскаяться.

— Совершенно верно. В высшей степени достойное поведение, если есть в чем признаваться.

— Тебе станет легче, если ты это сделаешь. Ты облегчишь себе жизнь.

Он не ответил.

— Ты считаешь себя религиозным человеком?

— Да.

— Тогда позволь спросить тебя: ты поклянешься, что никогда не делал с моей Тиной такого, что не должен был делать?

— Мне нет нужды клясться. Моего слова почтенного гражданина будет достаточно.

— Почтенные граждане приносят клятву в суде.

Он не ответил. Она увидела, что кровь бросилась ему в лицо, и Салли поняла, что Оливер в ужасе. Лоб его покрылся испариной, колени подогнулись.

— Поклянись перед Богом, которому ты молишься каждый день. Ты никогда не пропускаешь воскресной службы. Поклянись, что ты ни разу не приставал к моему ребенку с сексуальными домогательствами. Я принесу из библиотеки Библию.