А вокруг все больше людей, которым они нравятся. Видимо, теперь ушлые матери делают прививки в специальных тайных местах не избранным младенцам, а всем поголовно. А затем им вручают стрелялку, с которой можно играть в жизнь, пока батарейка в гаджете не разрядится. Они застрахованы от болезни сопереживания, любят «шреков», которые, возможно, похожи на героев их мира, где не только кино, но и жизнь – понарошку и в ней после смерти тебе дадут другую.

Ва-Банк, или Все хорошо, прекрасная маркиза…

«Он» – не герой, не супермен, он не слишком решительный человек и, может быть, даже не шибко быстро думающий. Он не стоял на танке у Белого дома и не создавал ту самую газету, перевернувшую умы россиян, хотя в те годы был у истоков новой российской журналистики. Но Он не считал себя оракулом, не стремился завоевать признание, его интересовало понимание и уважение лишь одного-единственного человека. Поэтому Он рассказывал загранице о России, любил французский шансон, а в остальном, Madame la Marquise, во всем остальном Он был ее муж, и это было главным в его жизни.

«Она» же, как многие женщины, которым брак не мешает пребывать в грезах об истинной любви, точнее – в уверенности, что она непременно придет, – жила с ним в гармонии покоя, радости ожидания, от которой просыпалась по утрам, и в предвкушении, что лучшее – впереди.

Супермен, стоявший в отличие от него на танке и выглядевший, как свидетельствуют фотографии, весьма эффектно, появился в ее жизни вроде бы и внезапно, вызвав, однако, ощущение, что иного не дано. Она вошла ночью на кухню, где звучал шансон, чтобы расставить все точки над «i» и разрушить мир дорогого ей человека, который, тем не менее, должен был понять, что это не Она, а судьба все решила за них. Она сказала, что уходит, и весь дальнейший разговор мгновенно стал бессмысленным, как всегда в таких случаях, и закончился его смиренным «ну что ж». Другой влепил бы пощечину, закричал бы «Бле-а-а-ать». Мог бы и выбить зубы Супермену, размолотить ветровое стекло его машины или сделать все вышеперечисленное, следуя лишь инстинктам, обостряющимся до предела в моменты ярости и отчаяния. Увы, тогда это был бы уже не Он, и Она, его жена, которую, вполне возможно, только с этой точки зрения можно было бы назвать тем самым словом «б…ть», такого исхода не опасалась. Главное – чтобы ночью Он не сунул голову в духовку или не вскрыл вены, чем омрачил бы ее неизбежное счастье с Суперменом.

Как, в сущности, невелик, был его выбор, и что Он мог сказать, кроме «ну что ж»? Ну а в остальном – действительно, – прекрасная маркиза…

Всю ночь ему казалось, что где-то рядом бродит… медведь? Пожалуй, что именно медведь, он ходил на медведей на Камчатке… Нет, не с ружьем, конечно, с фотоаппаратом. Но рядом были товарищи со стволами, он слушал их рассказы, что медведь – если он жрет ягоды или просто стоит себе и смотрит куда-то периферийным зрением, у медведей суженным, – не опасен. Но если он приседает, вздымая верхние лапы, то через мгновение кинется. И тогда лишь крупнокалиберная пуля, и не одна, может его остановить… иначе все, останутся одни клочки. В ту ночь ему казалось, что вокруг их жизни ходит медведь, а может, зверь уже присел и вздыбился, и как только Она или Он откроют двери квартиры, он разорвет в клочки их жизнь. Вообще-то ощущение, что вокруг их жизни кто-то хищно бродит, стало для него уже привычным. Он смиренно, почти бестрепетно был готов к тому, что однажды Она прозреет, увидит, как обыкновенен Он, ее муж, что Он не герой и не супермен, и их жизнь разлетится вдребезги… Он никогда не забывал об этом…

Да, Он всегда считал, что готов к этому, и когда это произойдет, Он не будет докучать ей всякой ерундой, однако Он никогда не думал, насколько ему будет страшно.