Она абсолютно не подозревала, на что намекала ее оформившаяся маленькая грудь или тонкая талия…
Поэтому Джиллиан оказалась совершенно не готовой, когда ее обхватили и с жадностью поцеловали. Удивление и удовольствие от того, что, на мгновение, показалось ей выражением привязанности, помешали ей отпрянуть сразу же. Только когда молодой человек одним движением распустил шнурок платья на ее шее и его рука жадно начала щупать ее грудь, Джиллиан поняла его намерения. Тогда она начала сопротивляться. Однако ее запоздалая реакция была понята неверно. Поскольку девушка так охотно откликнулась на предложение встретиться, молодой человек решил, что сейчас она просто играет. Когда же он, наконец, понял, что она действительно пытается освободиться из его объятий, ярость еще больше воспламенила его желание. Юноша знал, как обращаться с такими капризными девчонками. Он подставил ей подножку, зная, что упадет на нее сверху и что она будет ошеломлена падением. В несколько мгновений, пока ошеломленная девушка переводила дух, он задрал ей платье и спустил свои штаны до колен. До сих пор юноша действовал успешно, но все таки опытным насильником он не был, и прежде, чем он успел нанести последний удар, к Джиллиан вернулись силы и дыхание.
До этого момента она боролась молча, в большей мере боясь наказания за то, что покинула замок и позволила себе оказаться в таком положении, чем самой ситуации. Насилие и боль качнули чашу весов ее страха в другую сторону, и она принялась звать на помощь. Внезапные душераздирающие крики и возобновившееся отчаянное сопротивление остудили пыл несостоявшегося насильника, так что Джиллиан удалось вывернуться из под него, откатиться в сторону и вскочить на ноги.
К несчастью, это избавление не положило конец кошмарам. Если бы это было так, воспоминания о происшедшем вызывали бы скорее усмешку, чем ужас. Конечно, все ее тело было в синяках, но это было для нее привычным, а страх никогда не уничтожал в ней любопытства. Когда потрясение прошло, она с иронией вспомнила бы злобные крики ей вслед и недолгую прихрамывающую погоню, окончившуюся падением. Оглянувшись в последний раз через плечо, она увидела, как ее неудачливый насильник отчаянно борется с собственной одеждой, впопыхах натягивая штаны. Одно это вместе с радостью спасения должно было бы победить все страхи Джиллиан и сделать ее скорее более осторожной, чем озлобившейся.
Настоящие неприятности, однако, начались, когда она вернулась в замок. Возбужденное дыхание, измятая и порванная одежда, сухие листья и прутики, запутавшиеся в волосах, рассказали ее историю яснее слов. Все еще слишком потрясенная, чтобы придумать приемлемую отговорку, Джиллиан во всем честно созналась. Порку она снесла стоически – в побоях для нее ничего нового не было. Ужас, поселившийся с тех пор в ее мозгу, вызван был вовсе не этим. Вопросы, которые ей задавали, нельзя было назвать неприятными. Джиллиан могла отвечать на них совершенно искренне: ничего по настоящему не произошло, ей удалось освободиться. Однако словам ее не поверили. Ее раздели донага, и пытливые пальцы начали ощупывать тело.
Отвращение от этой процедуры было даже сильнее страха, и именно оно не позволило пережитому ужасу покинуть ее душу. Омерзительное ощущение от холодных пальцев, мнущих ее тело, возвращалось снова и снова, пока, отчаявшись отвлечься от своего позора и сосредоточиться на чем нибудь другом, Джиллиан не начала задумываться, почему имеет такое значение, девственница она или нет.
Мало помалу из всплывших в памяти поучений, из оброненных дочерьми хозяина дома лукавых фраз, из туманных воспоминаний Джиллиан сложила ответ на этот важный вопрос. Оказывается, она – наследница! Не слишком богатая, вероятно, – у нее не оказалось возможности оценить, сколько ей причитается по закону, но достаточно, чтобы не быть простой пешкой. Ее отец… Это ему принадлежал тот низкий ласковый голос, нежные, любящие руки. Слезы навернулись на ее глаза, хотя к двенадцати годам, как ей казалось, они должны были давно иссякнуть. |