|
— Сын дона Хуана Суареса де Валеро, который лучше всех служил богу, излечит тебя. Доминго даже вздрогнул. — Но ведь матери ты говорила совсем другое. Что тебя излечит дон Бласко де Валеро. — Это одно и то же. Епископ — святой человек. Это всем известно. Кто из сыновей дона Хуана служил богу лучше, чем он? — Ты — дура! — вскричал Доминго. — Маленькая дура! — Сам дурак! — огрызнулась Каталина. — Ты никогда не верил в то, что дева Мария явилась мне, говорила со мной, а потом растворилась в воздухе. Ты думал, что мне все приснилось. А теперь послушай, что я тебе расскажу. И она рассказала, как епископ поднялся в воздух, завис перед статуей пресвятой девы и опустился на мраморные плиты. — Это тоже не сон. Рядом со мной стояли два монаха и своими глазами видели это чудо. — На свете случаются странные вещи, — пробормотал Доминго. — И все же ты отказываешься поверить в то, что мне явилась святая дева? Глаза Доминго хитро блеснули: — Теперь я тебе верю. Меня убедило не то, что ты видела утром, а истинное значение слов девы Марии. Каталина в недоумении посмотрела на него. Она не могла понять, почему незначительное изменение в ее рассказе оказало столь сильное влияние на взгляды Доминго. Тот нежно погладил ее по щеке. — Я — большой грешник, дитя мое, и, что еще хуже, никак не могу раскаяться в своих грехах. Жизнь моя прошла довольно безалаберно, но я прочел много книг, древних и современных, и узнал многое из того, что, возможно, не стоило знать совсем. Успокойся, милая, все будет в порядке. Он взял шляпу. — Ты уходишь, дядя? — У меня был тяжелый день, и я хочу отдохнуть. Пойду в таверну. Однако вместо таверны он направился к доминиканскому монастырю. Учитывая поздний час, привратник отказался пропустить его. Доминго настаивал, что должен видеть епископа по делу чрезвычайной важности, но тот, глядя через глазок, даже не открыл дверь. Как последнее средство Доминго упомянул, что он — дядя Каталины Перес и попросил позвать хотя бы секретаря дона Бласко. На этот раз привратник согласился, и через пару минут отец Антонио подошел к двери. Но и он, зная о дурной репутации Доминго, отказался провести его к епископу, сказав, что тот проводит всю ночь в молитвах и велел его не беспокоить. — Если вы не позволите мне увидеться с ним, то вся ответственность падет на вас! — воскликнул Доминго. — Пьяница, — презрительно ответил ему отец Антонио. — Да, я — пьяница, но сейчас-то я трезв. Вы будете горько сожалеть о том, что не пустили меня. — Ты что хотел ему передать? — Скажите ему следующее: «Камень, который строители отбросили в сторону, стал краеугольным». — Hijo de puta [Сукин сын! (исп.) — Примеч. перев.], — взревел отец Антонио, возмущенный тем, что этот беспутник посмел цитировать священное писание, и захлопнул глазок. Доминго пожал плечами, повернулся и пошел прочь. Ноги сами привели его в таверну. Он напился, а вино всегда развязывало ему язык. Он всегда любил себя слушать, а на этот раз ему было что сказать и другим. 14 Следующим утром, когда, как написал бы Доминго, Аврора протерла глазки розовыми пальчиками, а Феб вскочил в золотую колесницу, или, проще говоря, на рассвете, три доминиканских монаха с надвинутыми на глаза клобуками выскользнули из монастыря. |
