— На начальном этапе нам не обойтись без физического ограничения деятельности слуг Сатаны.
— Не все волхвы это понимают. — Я тоже на Сходе, вероятнее всего, буду возражать против конкретного воплощения наших идей с помощью прямых физических действий.
— Тогда мы проиграем эту кризисную фазу противостояния.
— Я не сказал, что буду препятствовать Замыслу. — Твоя задача, координатор, создать базу и команду, причем за очень короткое время, чтобы мы наконец вышли на прямую коррекцию программы Сатаны. При этом каждый твой ход должен быть прикрытием другого хода. Сатане нужна наша с и л а, наша энергия, наша кровь, наконец, без них он не сможет внедрить на Земле свой Замысел.
Сергий кивнул.
Войны, кровь, насилие и смерть питали Сатану, проявляли его на Земле, и Предиктор давно работал как регулятор напряженности в стране, хотя удавалось ему далеко не все. Давно было известно, что правоохранительная система государства должна работать иначе, другими методами, но продолжала действовать в том же духе, что и криминальная система, ограничивая ее деятельность насилием, жестокостью, террором, не подчиняясь законам и моральным нормам. Предупреждать преступления она не могла. Это должно было сделать Сопротивление.
— Главные задачи системы, — продолжал Савватий, — ты и сам знаешь, их шесть. Первая — перераспределение финансовых потоков в пользу государства, а не чиновников и частных лиц. Вторая — регуляция информационных потоков, воздействие на средства массовой информации. Третья — корректировка властных структур. Четвертая — упреждение террора и бандитизма. Пятая — выявление и ликвидация коррупции всех видов. И шестая…
— Формирование родового защитного поля, — подхватил Сергий.
— То есть создание светлого национального русского эгрегора, — закончил Савватий.
Сергий улыбнулся.
— Эти задачи не меняются уже в течение нескольких десятилетий, как и особенности русского характера: создать проблему, чтобы ее потом героически решать. Пример — успешно реализованный самими же русскими заговор против русской истории.
Глаза архимандрита снова сверкнули.
— Как сказал один путешественник по России в середине XIX века: «Общественная жизнь в этой стране — постоянный заговор против истины».
— Маркиз де Кюстин, — улыбнулся юный волхв. — У него еще есть такие строки о Руси: «Все там безгранично — страдания и воздаяния, и жертвы, и чаяния; их (то есть нас) могущество может стать громадным, но они купят его ценою счастья».
— Что ж, мы такие и есть, — усмехнулся в бороду Савватий. — Наше спасение в святой мечте о царстве справедливости, осуществить которую нам суждено чрез муки и слезы, боль и унижение, жертвы и страдания. Но все же наша мечта не сродни американской, выраженной в рекламе или в их киномечте о превращении киллера в ангела. Их зомбирующее навязывание стереотипов на Руси не пройдет — о том, что насильник, бандит, убийца может и должен стать героем. Нашему человеку это глубоко противно.
— Потому что других героев у них нет, — грустно согласился Сергий. — Я читал мемуары третьего американского президента Джефферсона, в которых он признался, что с ужасом думает о судьбе своей страны и о том, что Бог справедлив. Ибо не может Божья справедливость спать вечно.
— Не холодно ли тебе, отрок? — посмотрел на красные от мороза щеки собеседника архимандрит. — Может быть, пойдем в трапезную, попьем чайку с чабрецом?
— Не холодно, отче, но от чайку вашего не откажусь.
Они неторопливо спустились вниз, вышли из церкви и, никем не видимые, направились к трапезной, огромному зданию в стиле московского барокко, окруженному открытой галереей-гульбищем. |