Иногда кажется, будто что‑то делается или говорится без причины. Неправда: даже шизофреник не допускает немотивированных действий.

Я разозлился на Око‑Омо: разве он не видит, что я не такой, как другие? Разве он не видит, что я отмежевался от циничной компании?

— Войны не будет, — сказал я. Стереотипные фразы защищали меня, как частоколом. — Вулкан дымится, прежде чем извергнуть раскаленную лаву. Что‑то совсем новое должно появиться в жизни, чтобы стать сигналом надвигающейся беды.

— Да ведь дымит, по всей планете дымит! Неужели не видим и не слышим?.. Новая философия жизни требует действия буквально от каждого человека!.. Неужели не поймем?

— Здесь я не ощущаю запахов!

— И здесь то же самое! — с отчаянием произнес Око‑Омо. — Вот она, трагедия близорукости… Тот, кто лжет себе, неизбежно начинает лгать и другим. И вот уже ложь входит в привычку, и сам лжец верит в свою ложь, как в правду. Тогда наступает пора общего идиотизма — пора расплаты…

Я за категоричность и остроту мышления. Все кругом настолько привыкли к компромиссам, что бескомпромиссность, по крайней мере, обращает на себя внимание.

— Что же вы умолкли? — я чувствовал усталость и апатию.

— Откровенность может вылезти мне боком, а правда останется не защищенной!

Я уже знал, конечно, что мое представление об острове как об уголке рая лживо. Я не очень хотел правды, но этот тип вынуждал меня играть роль правдоискателя.

— Разные лица просили меня написать о вашей стране, и любая информация будет мне полезна.

— Вас просил адмирал Такибае?.. Если нет, он просил через своих людей. Епископ Ламбрини мог морочить вам голову.

Я вспомнил, что на обратном пути из Канакипы его преосвященство, действительно, осторожно, но настойчиво советовал мне написать книгу об «атенаитском рае». Он взахлеб расхваливал адмирала: «Единственный политический деятель захолустья, умом и реализмом поднявшийся до крупнейших деятелей Запада».

— Ламбрини хотел, чтобы вы изобразили оппозицию жалкой группкой карьеристов и неврастеников, инспирируемых коммунистами… Всех недовольных причисляют к коммунистам. Поистине, общество давно развалилось бы, если бы не придумало козла отпущения… Вас, наверняка, упрашивали разрекламировать гуманный метод борьбы с оппозицией — политическое убийство за счет налогоплательщиков. Не правда ли, наш гуманизм всегда оценивается определенной суммой?.. Но известно ли вам, — продолжал Око‑Омо, — что оппозиция — не жалкая группка, а мощное политическое течение, требования которого разделяет народ? Известно ли вам, что под прикрытием миролюбивых предложений адмирал проводит политику геноцида, уничтожая целые племена меланезийцев только за то, что они могут сочувствовать партизанам?

— Натяжка, — сказал я, досадуя, что сам не уловил отголосков внутренней борьбы на острове. — В Такибае я вижу человека весьма демократических убеждений.

— Не люблю беспредметного спора. Впрочем, если вы захотите поездить по острову, я охотно послужу вам проводником…

Послышались крики и тяжелые удары.

— Кажется, теперь там ломают двери, — прислушиваясь, сказал Око‑Омо. — Бедный художник пошел спать, но ошибся этажом, поднялся в покои Герасто… Вы там не были? Прелюбопытнейшее гнездышко. В кабинете подзорная труба и радиостанция. Спальня зеркальная — пол, потолок, стены. Как у Горация. Макилви говорит, что Дутеншизер, обнаружив в спальне Гортензию, пытался покончить с собой.