— Да, да… — пробормотал Гитлер. — Мою идею погубило мое нежное сердце. Я жалел порой тех, кто мешал германскому делу. Сталин уничтожил своих генералов — среди них действительно было несколько шпионов, работавших на нас. И Сталин прав, только поэтому он победил. Закон победителей — смерть и кровь!

Фюрер выпрямился, поднял с дивана Еву и приблизил ее к себе — прощальный поцелуй. Потом быстро подошел к столу, взял крепкими длинными пальцами лежавшую на тарелке зеленоватую ампулу и молча протянул улыбавшейся Еве.

Когда раздался выстрел и в кабинет вбежали Борман, Гюнше и Линге, они увидали Еву, в смертельной истоме привалившуюся к дивану. Фюрер выстрелил себе в рот и упал головой на стол.

Ни разу он не усомнился в нужности и справедливости дела, которому отдал и свою жизнь, и многие миллионы других.

Отто Гюнше добросовестно выполнил последний приказ любимого вождя: во дворе, под непрекращающимся артиллерийским обстрелом, объятые пламенем и дымом, несколько часов горели два трупа.

Штурмбаннфюрер СС Гюнше пережил пытки на Лубянке, десять лет советских концлагерей. А потом — снова Германия, счастливая старость в городке Лохмаре. И смерть в 86 лет — в 2003 году.

…Утром 2 мая генерал Вейдлинг отдал приказ защитникам Берлина сложить оружие и сдаться в плен.

Имперская канцелярия пала последней.

Сталин, узнав, что не удалось заполучить Гитлера, в ярости топал сапогами и нецензурно выражался. Он умрет восемь лет спустя, в начале марта пятьдесят третьего года, при обстоятельствах весьма туманных. Египетского Тутанхамона умертвили его же жрецы. Советский фараон ушел в мир иной не без помощи своих способных учеников. В субботу 28 февраля Сталина на его даче посетили «соратники», среди которых были Хрущев и Берия.

Уехали они в четыре утра, став последними, кто видел вождя здравствующим. Узнав о болезни, Берия вначале даже запретил оказывать медицинскую помощь.

Врачи появились лишь около девяти часов утра 2 марта. Вряд ли Сталин, подобно разбойнику на Голгофе, успел покаяться. (Именно страх разоблачения заставил Хрущева вначале убрать соучастника преступления и опасного свидетеля — Берию, а потом вдруг завопить на весь мир о «преступлениях тирана, создавшего себе культ личности». Ведь случись разоблачение Хрущева — убийцы вождя, он заявил бы себя благодетелем советских людей, избавившим их от тирана.)

Как бы то ни было, 6 марта 1953 года в Научно-исследовательской лаборатории при Мавзолее В. И. Ленина, что на Садовой-Кудринской в доме 3, было необычное многолюдство. Здесь собрались светила медицинского мира — Мардашев, Усков, Аничков, Куперник, Авцын, Дебов, патологоанатомы и, разумеется, люди с непроницаемыми лицами — с Лубянки. Без участия последних в СССР не проводилось ни одного серьезного мероприятия — ни свадьбы, ни похорон.

На секционном столе лежал раздетый догола великий вождь. Светила с любопытством разглядывали труп и застенчиво кивали друг на друга — никто не решался начать вскрытие. Всех сковал страх — даже перед мертвым! Министр здравоохранения Третьяков, уже имевший с утра встречу с Берией и спешивший доставить ему официальный результат вскрытия (загодя оговоренный), нетерпеливо дернул головой, приказал молодому человеку в белом халате, раскладывавшему инструментарий и заметно хромавшему (у него вместо правой ноги был протез):

— Товарищ санитар, начинайте!

«Товарищ санитар» оказался кандидатом медицинских наук. Это был талантливый хирург Иван Сергеевич Кузнецов, сын сельского купца, родившийся в сельце Бетино Касимовского уезда Рязанской губернии. Кузнецов взял реберный нож, поднес его к кадыку Сталина и сделал глубокий надрез — до лобка.

Все облегченно вздохнули.

Согласно приказу товарища Берии, диагноз был поставлен по всем законам марксистско-ленинской диалектики: «Кровоизлияние в области подкорковых узлов левого полушария головного мозга».