Он попытался освободиться от ее цепких пальцев. Но она впилась в его руку еще сильнее.

— Нет, это мне не важно! Где ваш брат? Что с ним? Он цел?!

Глеб в недоумении посмотрел на девушку.

— Конечно, цел. Вон он, видите? Спасает раненых.

И граф показал пальцем на лейтенанта, несущего на руках девушку в алом платье, которая обхватила его шею обеими руками и прижалась к его груди. Катя разжала пальцы — офицер бережно нес Татьяну Завадскую, прильнувшую к нему всем телом.

— Да, вижу… — пробормотала Катя побелевшими губами. — Спасибо.

Она медленно пошла обратно к карете, а старший Соколов проводил ее сиротливую фигурку долгим взглядом, полным недоумения.

Княгиня вернулась в свою карету, и Настя Печерникова тут же накинулась на нее.

— Где вы ходите? Мы изволновались все! Приходил слуга от вашего мужа, нас попросили отвезти вас в дом у озера. Григорий Петрович ранен, его уже увезли в вашей карете. Брат хотел пойти вас искать.

— Отчего же не пошел? — ехидно спросила Катя и откинулась на мягкое сиденье.

Антон избегал ее взгляда и ничего не ответил.

— Вот она я, поехали. Теперь-то чего ждем?

Только сейчас девушка почувствовала, как сильно она устала, но больше всего одолевали думы об офицере и княжне Завадской… Что ж, эта особа одержала верх. Она могла себе позволить то, о чем Катя и не мечтала теперь — оказаться в объятиях Соколова. Татьяна молода, свободна, а она теперь — чужая жена, презренная лгунья и обманщица… Девушка проглотила слезы. Скорее домой, к Марте! Там она будет плакать, сколько ей захочется, спрячет лицо на мягкой груди кормилицы и даст волю слезам. Одно хорошо — эта проклятая свадьба наконец-то закончилась.

Показались повозки с пожарниками, вслед за ними кони тянули бочки с водой, паровые и ручные насосы, свернутые пожарные рукава и прочее снаряжение. Но огонь уже так разбушевался, что вряд ли удастся спасти роскошное поместье, разве что просто усмирить пламя и потушить его, оставив тлеть и дымиться руины именья ее мужа. Но Катя не сожалела о том, что этот дом сгорел. Для нее он был тюрьмой все эти несколько недель. Теперь она вернется к Марте и Савелию.

Сергей чувствовал, что он совершенно выбился из сил, сильный кашель душил его, а дым разъедал глаза и обжигал легкие. Он чувствовал, как пощипывает кожу, и ноют едва зажившие раны. Но в доме все еще могли быть люди, он слышал их стоны из густой пелены дыма. Под обломками потолочной балки точно оставался еще кто-то — Сергей видел носок сапога. На помощь пришел брат, и они с трудом разгребли горячие куски дерева, показались ноги в черных кожаных сапогах. Мужчина был зажат огромным куском рухнувшей люстры и явно был без сознания, но живой — Сергей тронул его руку, чтобы убедиться в наличии пульса. От огня его спасли именно обломки, но он, скорее всего, успел надышаться дымом и гарью. Глеб склонился над ним и повернул на спину. То был отец жениха — Петр Николаевич Потоцкий.

— Нужно вынести его отсюда! — сказал Глеб и наклонился над князем. Вдруг майор замер, затем его рука потянулась к камзолу Потоцкого.

— Что ты делаешь? — удивился Сергей.

Глеб взял пальцами одну из пуговиц и пристально всмотрелся в ее рисунок, предварительно протерев поверхность от пепла и сажи. В витых листьях гравировки красовались две заглавные буквы — «П.В.».

Братья переглянулись, оба подумали об одном и том же. Сергей достал из-за пояса кортик и, срезав пуговицу, сунул ее в карман. Затем, расстегнув камзол князя, чтобы тому легче дышалось, он заметил во внутреннем кармане краешек белой бумаги и бросил взгляд на Глеба. Тот едва заметно кивнул, и юноша достал конверт и сунул за пазуху.