— Ох уж эти лестницы! — вздохнула она. — Но скоро я от них избавлюсь. Первого июля я переезжаю в Норчёпинг к сестре!

— Вот как! — воскликнула я.

Тут старая дама мягко похлопала меня по руке и сказала:

— Я слышала внизу, в молочной, что вы, фрёкен, собираетесь выйти замуж. Не хотите ли поселиться в моей квартире? Но быть может, вам тоже надоели эти лестницы и вы хотите жить в доме с лифтом?

Поставив пакет, я уставилась на даму в трауре. И слова бурным потоком заструились из моих уст. Я попыталась объяснить ей, что готова жить на самом верху башни Вавилонской без всякого лифта, только бы получить квартиру, и что… о-о-о! Я не представляю себе ничего более прекрасного, чем остаться на улице Каптенсгатан.

— Да, ну тогда все хорошо! — сказала она, дружески кивнув мне. — Там три комнаты и не слишком уж безумная цена!..

Я сжала ее руку и попыталась высказать, как я ей благодарна. Тут она снова кивнула и сказала:

— Мне приятно думать, что это будет ваш первый дом после свадьбы. Знаете, мы с мужем прожили здесь тридцать три года! И всегда были счастливы!

Я еще сильнее сжала ее руку. О, как хорошо было знать, что на свете существуют счастливые браки и любящие друг друга люди, которые по-доброму относились друг к другу и делили радости и горести целых тридцать три года! Так будем жить и мы с Леннартом, хотя, разумеется, проживем вместе гораздо дольше тридцати трех лет.

Я пошла с ней посмотреть квартиру и совершенно обезумела от восторга, увидев, как чудесно там будет, когда мы с Леннартом устроим все так, как нам хочется. Сейчас это было старинное, по-своему милое и уютное жилище! Но здесь будет новый дом, новый, и красивый, и приятный, и практичный, и это будет наш дом! Ура!

Через пять минут я влетела к Еве, ударила себя в грудь и воскликнула:

— Как ты думаешь, кто перед тобой?

— Напоминает Кати, — сухо ответила Ева. — Я не знаю никого, кто хотя бы приблизительно выглядел так глупо!

— Ты права! — вскричала я. — Это Кати с улицы Каптенсгатан и ею и останется. Но, кроме того, ты видишь самого счастливого человека на свете!

Потом, подбежав к телефону, я позвонила Леннарту.

— Леннарт! — закричала я и попыталась рассказать, что случилось.

— Вероятно, испортился телефон, — сказал Леннарт. — Там кто-то так странно бормочет!

— Ах, Леннарт! — воскликнула я. — Это всего лишь я бормочу!

Он не поверил своим ушам, когда я рассказала ему обо всем. Он наотрез отказывался верить в правдивость моих слов и предупредил, чтобы я не питала светло-голубых надежд, пока не будет подписан контракт.

Но через неделю контракт был подписан и прибит над моей кроватью, так чтобы я могла его видеть, как только просыпаюсь, а маму Леннарта уже переубедили и уверили в том, что ранние браки — благословение Божье, приносящее великую пользу обществу и его отдельным членам. Короче говоря, жизнь нам улыбалась!

А теперь еще и Париж! Леннарт хотел, чтобы мы поженились в Париже. Естественно, средств на это у нас не было, это было безумием… Но как хорошо, что Леннарту этого хотелось! Да и кто я такая, чтобы восставать против своего мужа и господина? Хороша была бы я, если бы начала наше супружество, помешав невиннейшим и безобиднейшим маленьким выдумкам Леннарта!

Пока легкие майские сумерки сгущались за нашим окном, мы строили планы. Пили чай, болтали и планировали. Да, мы поженимся в Париже, это точно решено!

— Такая свадьба — память на всю жизнь, — уверяла Ева.