Рассчитывал, что японцы появятся не раньше чем через пару часов, но только залег, как в зарослях папоротника показались фуражки с красными околышами. Впереди топал плюгавый мужичок в кухлянке, позади него, растянувшись на пару десятков метров, колонной по одному шли солдаты. Офицер на небольшой косматой лошадке ехал сбоку строя.

Мушка винтовки прогулялась по солдатам и устроилась у офицера на груди. Но, немного поразмыслив, я прицелился в проводника. До офицера дело еще дойдет. Палец выбрал свободный ход спускового крючка… Приклад легонько толкнул плечо. Стеганул хлесткий негромкий выстрел. Из головы гиляка выплеснулись темные ошметки, а солдат за ним ухватился обеими руками за солнечное сплетение и стал медленно оседать на землю.

Не успел я передернуть затвор, как с правой стороны распадка, из густого подлеска бабахнул жиденький нестройный залп. Честно говоря, меня слегка беспокоила меткость айнов. Нет, из своих фузей, скорее всего, косматые палят на загляденье, так сказать – белку в глаз бьют, но стрелять из незнакомого оружия – это совершенно иное. Но, как очень скоро выяснилось, сомневался зря – умерло ровно шесть японских солдат.

На удивление, японцы быстро пришли в себя – мигом залегли и начали отвечать, безошибочно определив, с какой стороны стреляют. Меня проигнорировали, впрочем, я специально сосредоточил айнов в одном месте, с фланга, и приказал стрелять залпами, чтобы они как раз отвлекли на себя непрошеных гостей. Сам же занял позицию в стороне, во фронт к японцам.

Второй залп бородачей был менее результативным; наглухо завалили всего двух косоглазых, а третий рухнул в траву и, быстро суча ногами, пополз в сторону, за камень. Но и это не вызвало паники.

Прозвучала команда, японцы перебежками начали наступать на позиции айнов. Бодро и в неплохом темпе, видимо, солдаты попались хорошо вымуштрованные или с боевым опытом. Да и командир отряда не терялся, отдавал приказы уверенно и грамотно.

– Хватит, откомандовался… – Я злорадно ухмыльнулся и вышиб браво гарцующего офицерика из седла, а вторым выстрелом всадил пулю в спину раненому, спрятавшемуся за большим валуном.

Стрелял на автомате, почти не целился, руки сами делали свое дело. Четко, хладнокровно и расчетливо. Сначала даже удивился такому мастерству, но потом вспомнил, что штабс-ротмистр Любич, то есть я, по-настоящему умел и любил только одно – стрелять.

Прицельно добить магазин не удалось – японцы скрылись в подлеске, и с моей позиции их уже не было видно.

Впрочем, первоначальный замысел как раз учитывал подобный поворот. Айны, сделав пару залпов, должны были рассредоточиться и решительно отступить, выманивая на себя япошек и тем самым позволяя мне зайти непрошеным гостям в тыл.

– Ну что же, штабс-ротмистр, пора поработать… – Я отложил «Арисаку» и взялся за маузер, передернул затвор, перекинул пистолет на ремне через плечо, потом вытащил из-за пояса томагавк.

Как только ладонь взялась за обтянутую кожей рукоять, нахлынула горячая волна. По телу пробежал электрический разряд, в висках застучала кровь, а сердце забухало в предвкушении… В предвкушении крови.

Разом слетел налет цивилизованности, осталось только дикое и яростное желание убивать. И это состояние мне очень понравилось, я словно стал самим собой. Не штабс-ротмистром Любичем Александром Христиановичем, а гораздо более древним, свирепым и жестоким существом. Для которого единственная цель в жизни – это убивать своих врагов и властвовать.

– Кровь Господня!.. – Свирепый рык вырвался из груди сам собой, я быстро спустился по каменистой осыпи и побежал по широкой дуге, заходя японцам в тыл.

Наконец в зарослях лимонника показались обтянутые полинявшими гимнастерками спины.