Мама иногда делала ошибки.

За глаза папа всегда называл своего компаньона Реймона Кастерада Занудой:

– Катрин, детка, сегодня я не смогу забрать тебя из школы. Придётся целый день работать с Занудой.

У Кастерада были тёмные волосы, карие глаза, мощный торс и коротенькие ножки, так что их было почти незаметно, казалось, он не идёт, а катится на роликах или скользит на коньках.

Позже я узнала, что папа сначала взял его секретарем. Ему нужен был грамотный человек, а месье Кастерад в молодости учился на филолога. Это уж потом Зануда стал его компаньоном.

Он обожал читать нотации по любому поводу.

Ещё он любил поговорить о чрезвычайных происшествиях. Приходил утром, садился за стол и не спеша разворачивал газету. А папа сидел напротив, сняв очки. Месье Кастерад принимался вслух, со своим южным акцентом, зачитывать сводку катастроф и преступлений.

– Вы не слушаете, Жорж, – говорил он папе. – Витаете бог знает где. У вас не хватает мужества видеть мир таким, как он есть. Наденьте очки!

– Это что, обязательно? – спрашивал папа.

Была у Зануды ещё одна страсть: встать, выпятив грудь, и громким голосом диктовать письма. Сколько раз я видела, как папа печатает под его диктовку деловые письма, – никому не нужные, но об этом папа из деликатности молчал. Месье Кастерад отчетливо, по слогам, выговаривал слова и указывал все знаки препинания до последней кавычки.

Но только, бывало, компаньон отворачивался, как папа рвал письмо.

Зануда и мне норовил диктовать домашние работы, приходилось терпеть. Иногда я получала за них хорошую отметку, но чаще учитель писал на моём сочинении: «Не по теме».

– Если чувствуешь, что его заносит «не по теме», – сказал мне как-то раз папа, – вырви лист. И напиши всё сама.

Иногда, конечно, когда Зануды не было в конторе, папа его передразнивал:

– Точка с запятой, скобки открываются, запятая, двоеточие, открыть кавычки, с красной строки, кавычки и скобки закрываются…

И так похоже копировал южный акцент Кастерада, что я покатывалась со смеху.

– Серьёзнее, мадмуазель, – говорил папа. – Не забудьте поставить точку.

И поправьте очки, чтобы видеть мир, как он есть.

Однажды, когда папа привёл меня из школы, месье Кастерад потребовал мой дневник. Просмотрел его, покусывая свой мундштук, и сказал, не сводя с меня строгого взгляда:

– Я огорчён, мадмуазель, весьма огорчен. Я ожидал от вас лучшей успеваемости, особенно по родному языку. Судя по тому, что я вижу в дневнике…

Но я уже сняла очки и больше его не слышала.

– Да хватит, Кастерад, – сказал папа. – Сколько можно. Оставьте ребёнка в покое.

– Что ж, отлично.

Кастерад встал, гордо развернул плечи и заскользил к двери.

Прямой, как палка, и полный достоинства, он выкатился из кабинета на своих невидимых роликах.

Потом, когда мы уже жили в Америке, склад на улице Отвиль, и месье Кастерад стали казаться нам такими далёкими, что мы порой сомневались, было ли всё это на самом деле. Как-то раз мы с папой гуляли вечером в Центральном парке, и я спросила, с какой стати он позволял Кастераду так нахально вмешиваться в свои дела и даже в нашу семейную жизнь, диктовать эти дурацкие письма и молча выслушивал его бесконечные нотации.

– Я не мог иначе, – признался папа. – Кастерад когда-то спас меня, вытащил из очень неприятной истории.

Подробностей он мне так и не рассказал. Но я вспомнила, как сам месье Кастерад однажды сказал папе, когда сильно на него за что-то рассердился:

– Вам бы надо помнить, Жорж, что, если бы не верные друзья, сидеть бы кое-кому за решёткой.