— С-старые счеты, — прошипел он, сопроводив последнее слово хриплым смешком.

Тут они все скопом и разом бросились на нас. И в этот миг во мне взыграла отвага. Безнадежная, конечно. Но все же не хотелось, чтоб зарезали как теленка. И потому я встал потверже, приготовясь защищать свою честь и жизнь. Годы — и те, что были у меня за плечами, и тот, что был тогда на дворе — приучили меня всегда быть готовым к схватке и близости смерти, а чуть раньше ли, чуть позже придет она — невелика, в сущности, разница. Прожито, конечно, маловато, но ненамного меньше, чем положено. Ну, не повезло, что ж поделать. И покуда я отбивал удары, все мелькала у меня где-то в голове беглая мыслишка: хорошо бы великому Филиппу тоже вытащить шпагу да пойти с короля, ибо, в конце-то концов, не о его ли августейшей шкуре идет сейчас дело. Но времени проверить, сбылось ли мое пожелание, не было. Удары слева и справа так и сыпались на мою шпагу, кинжал и кожаный колет, а краем глаза я видел, что и капитан Алатристе сдерживает, не отступая и на пядь, не меньший натиск. Вот один из его противников, с бранью отлетев назад, выронил шпагу и зажал руками распоротый живот. В этот самый миг рубящий удар обрушился мне на плечо, но, по счастью, толстая кожа смягчила его. Я невольно попятился и, отражая выпады, каждый из которых мог бы стать для меня роковым, споткнулся. Упал навзничь, стукнулся затылком о капитель поваленной колонны — и провалился во тьму.

В сознание мало-мало проникал чей-то голос, настойчиво зовущий меня по имени. Надо было очнуться, но не хотелось — одолела какая-то истома, и так хорошо было пребывать в этом полузабытьи, где не было ни прошлого, ни будущего, ни воспоминаний, ни тревог. Но голос приблизился, зазвучал теперь у самого уха, и проснувшаяся боль пронизала меня от затылка до самого копчика.

— Иньиго… — повторил голос моего хозяина.

Я вскинулся в испуге, припомнив блеск стали, свое падение и тьму, которой заволокло все последующее, — и застонал: затылок будто стянут был железным обручем, и череп, казалось, вот-вот лопнет. Открыл глаза и увидел в нескольких дюймах от себя усы, орлиный нос, зеленоватые глаза капитана Алатристе, с тревогой устремленные на меня.

— Можешь двигаться?

Я кивнул, отчего голову заломило совсем уж невыносимо, и капитан, поддерживая, помог мне подняться. Руки его оставляли кровавые отпечатки на моем колете. Я начал ощупывать себя, но раны не обнаружил. Зато заметил, что у Алатристе рассечено бедро.

— Здесь не только моя кровь.

Он указал на распростертое тело короля, лежавшего у подножия колонны. Желтый колет был располосован, и, уползая во тьму, поблескивал под ним кровяной ручеек.

— Он… что?.. — начал я и запнулся, не в силах выговорить ужасное слово.

— Да.

Я был слишком ошеломлен, чтобы в полной мере оценить, как теперь бы сказали, «масштаб катастрофы». Повертел головой и никого не обнаружил. Не было даже того головореза, которого свалил капитан при самом начале схватки. Он исчез, сгинул, растворился в ночи вместе с Гвальтерио Малатестой и прочими.

— Надо уходить, — сказал капитан.

Я подобрал с земли шпагу и кинжал. Король лежал лицом вверх, глаза были открыты, светлые волосы слиплись от крови. Величественного в нем теперь было мало. А в каком покойнике — много?

— Он хорошо дрался, — признал капитан.

Он тащил меня туда, где в темноте угадывался сад.

— А мы-то? Нас почему оставили в живых? — растерянно допытывался я.

Алатристе посмотрел по сторонам. Я заметил, что в руке у него шпага.

— Мы им еще пригодимся.