— Мы им еще пригодимся. В качестве козлов отпущения. — Он на миг замедлил шаги и добавил задумчиво: — Могли бы, конечно, и нас убить, но до этого не дошло. — Он мрачно обернулся на труп. — Прикололи кого надо — и смылись.

— А при чем тут Малатеста?

— Пусть меня забьют в колодки, как беглого раба, если я знаю.

С улицы послышались голоса. Капитан крепче сжал мое плечо, вонзив в меня свои железные пальцы.

— Пожаловали.

— Они вернулись?

— Да нет, это не они. Другие… Но от этого не легче.

Он все дальше уводил меня из пятна света.

— Беги, Иньиго.

Я замялся, смутился.  Мы были уже почти у самого сада, и я не мог разглядеть в темноте лицо своего хозяина.

— Беги во весь дух. И помни: что бы ни случилось, сегодня ночью тебя здесь не было. Понял? Вообще никогда не было.

Продолжая колебаться, я хотел спросить: «А с вами что будет?». Но не успел. Увидав, что я не повиновался ему немедленно, капитан дал мне такого пинка, что я отлетел шагов на пять прямо в сорняки.

— Беги! — повторил он. — Живо!

А переулочек, выводящий к развалинам монастыря, уже горел огнями факелов и фонарей, гудел голосами, звенел железом. «Именем короля! » — донеслось оттуда. И волосы мои встали дыбом оттого, что там отдавали приказы именем убитого короля.

— Беги!

И, клянусь жизнью, я рванул вперед. Это, знаете ли, разные вещи — бегать и убегать. Если бы впереди разверзлась пропасть, я перемахнул бы ее. Ничего не видя от страха, я мчался в зарослях, проскакивал мимо деревьев, перепрыгивал через изгороди и заборы, шлепал по воде ручья, пока не оказался в безопасности, вдали от проклятых руин, и тогда рухнул наземь, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди, легкие раздулись наподобие кузнечных мехов, а в затылок и виски вонзаются тысячи игл. Вне себя от ужаса думал я о том, какая судьба постигла капитана Алатристе.

Припадая на раненую ногу, он в поисках дороги добрался до ограды. Давали себя знать усталость и рассеченное бедро — рана была неглубокая, но продолжала кровоточить, а главное было в том, что воспоминание о человеке, который бездыханным валялся сейчас в монастыре, лишало капитана последних сил и бодрости. Казалось бы, от страха должны были крылья на ногах вырасти. Ничего подобного — душу окутывали мрак и уныние, самая что ни на есть черная меланхолия, и думалось только об одном: «Вот какой фортель выкинула со мной сука-судьба».

Сквозь ветви капитан видел, как на руинах мелькают фонари и факелы, мечутся из стороны в сторону тени. Завтра, когда станет известно о случившемся, вся Европа содрогнется, весь мир ахнет.

Он попытался перелезть через ограду локтей пять высотой и дважды срывался, поминая сквозь зубы божью мать. Слишком болела нога.

— Вот он! — раздалось за спиной.

Алатристе, крепко сжимая в руке шпагу, медленно обернулся, готовясь принять неизбежное. Через заросли одичавшего сада к нему приближались четверо. Первым шел граф де Гуадальмедина с подвязанной рукой, за ним — Мартин Салданья и двое альгвасилов с факелами. По развалинам монастыря сновали и перекликались другие — и было их немало.

— Именем короля ты арестован.

От этих слов у капитана Алатристе ощетинились усы. «Какого короля?» — чуть было не спросил он. Посмотрел на графа, который, не обнажив шпагу и подбоченившись, разглядывал его с пренебрежением, которого раньше не замечалось. А рука на перевязи была, без сомнения, памятью о встрече на улице Лос-Пелигрос. Еще один должок.

— Я тут ни при чем, — проговорил Алатристе.

Никто не принял его слова всерьез.