- Да, потому что не далее как позавчера они специально выехали туда, чтобы подготовиться к свадебному пиру. Однако на самом деле все они - эперьешские чиновники.

- И братья Прускаи тоже?

- Да, они служат в земельном управлении.

- Это немыслимо! А Домороци?

- Он писарь в комитатском управлении.

- А Кивецкий?

- Контролер при налоговом отделе.

- Замолчи, старик! Ты сведешь меня с ума!

Богоци пожал плечами и пустил мне в лицо клуб сигарного дыма.

- А четверки лошадей, - воскликнул я, - блеск и помпа, гаванские сигары и все, все остальное?!

- Пыль в глаза! Четверки были взяты напрокат. Здесь - сбруя, там - передняя пара, в третьем месте - задняя, в четвертом - дрожки или тарантас.

- Но ведь это чистейший обман!

- Ах, чепуха! - прервал меня Богоци, - Кого им обманывать? Ведь каждый знает, что у другого нет четверки лошадей. Это добрые ребята, и они, так же, как и я, просто-напросто придерживаются традиций… чудесных древних традиций. Ведь это так мило. Что в этом плохого?

- Не хочешь ли ты сказать, что и пятьдесят тысяч форинтов майора…

- Ну да, и это только для проформы.

- Что? А обязательство…

- Оно и ломаного гроша не стоит. У Кёниггрэца, кроме маленькой пенсии, нет ничего за душой. Надо было быть порядочным ослом, чтобы попросить у короля камергерство, а не что-либо более стоящее. И он получил бы! Но старый черт не менее тщеславен, чем какая-нибудь придворная дама…

На лбу у меня выступил пот, глаза широко раскрылись от изумления.

- Однако это веселая история! Но, верно, хоть с обязательством старого Чапицкого дело обстоит иначе?

- Ой-ой-ой, - захохотал Богоци. - Там еще почище! Чапицкий вот по сих пор увяз в долгах. - И указательным пальцем он провел по горлу.

- Так надуть бедных молодых! - сокрушался я, размышляя над подобным очковтирательством и перебирая в мыслях события вчерашнего дня.

- Глупости! Молодые прекрасно знали, что всем этим обязательствам - грош цена. Но и им понравился и их пленил этот благородный ритуал.

- Ну, а гости?

- Ах, они тоже все знали.

- И все же восхищались и ликовали?!

- Разумеется. Потому что нам, шарошанцам, некогда задумываться над нашей бедностью. Вместо этого мы постоянно репетируем, как бы мы вели себя, будь мы богачами. И если представление удается, мы радуемся и аплодируем самим себе; если мы видим, что посторонний принимает эту комедию за действительность, нам ясно, что игра наша была безукоризненна.

- Постой-ка, - воскликнул я, схватив его за руку. - По-твоему, выходит, что в присланной из Парижа коробке были не платья от Шатело…

- Куда там! Да в Париже и нет такого портного. Все это - лишь ловкая выдумка, комедия! Правда лишь то, что коробка действительно была коробкой. Но в конце концов, - проговорит он, с неожиданным высокомерием запрокинув голову, - у нас такой обычай, а обычаи, мой дорогой, несомненно, достойны всяческого почитания. Что за важность, чьим достоянием они являются? Хоть они и не наши, но, уж во всяком случае, имеют право на жизнь. Блеск, помпа, оживление и суета, тонкость и изящество, непринужденность и добродушие, всевозможные барские причуды, лошади, серебро, старинные гербы, благородство манер - это принадлежит всем нам. Только все это распылено, разрознено, и если мы по какому-либо поводу искусственно собираем все воедино, - кому до этого дело, не правда ли?.. Однако мы уже приехали. Куда прикажешь подвести тебя?

Я остановился в том же трактире, что и вчера, и, прежде чем ехать домой, зашел поутру к директору Ссудного банка, господину Шамуэлю Кубани, чтобы отдать ему сверток, доверенный мне Эндре.

Передо мной был низенький горбун. Я ему представился, на что он ответил приторной улыбкой и тут же, желая угостить меня, вытащил из кармана портсигар, крышку которого украшала эмалевая пчела - символ бережливости.