- Ну, этого, пожалуй, не докажешь, - смеясь, возразил один из Прускаи, принадлежавших к роду Ташш, - однако и вы не смогли бы доподлинно доказать, что мы не происходим от них.

В фаэтоне, запряженном четверкой вороных, среди множества коробок и шкатулок восседала госпожа Слимоцкая со своими дочерьми. Что за очаровательные создания! Миленькие вздернутые носики, пикантно неправильные и вместе с тем такие хорошенькие и свеженькие личики!

- Вдова Слимоцкая, - пояснил мне коллега, - знатная особа! Она из рода Кунд; их герб - щит, разделенный на семь частей в память вождей семи племен.

Продолжательница древнего рода - вдова Слимоцкая играла в фаэтоне с дочерьми в карты и по временам разглядывала в лорнет окрестности. Словом, семейство Слимоцких вид имело весьма респектабельный.

Подъезжая к четвертой деревне, длинная вереница фаэтонов, ландо, бричек, дрожек превратилась уже в настоящую процессию, медленно извивавшуюся по дороге. Мы перекликались, обгоняли, останавливали друг друга. У каждого была при себе бутылка коньяку или серебряная сигарница с гербом, наполненная гаванскими сигарами.

- Тпрру! Стойте! А ну-ка, чокнемся! За здоровье невесты!

Эти родовитые господа все до одного были веселы и беззаботны. Со мною они были с первой же минуты так приветливы и обходительны, словно я всю жизнь провел среди них.

- Э-гей, Миклош (ибо мое имя - Миклош), а здорово, что ты попал сюда, в наши края! Сам бог привел тебя, брат Данцингер, к нам. Не закуришь ли эту грошовую сигарку?

И тут же угощали меня гаванской сигарой, стоящей форинт штука. Пренебрежительно называть ее грошовой сигаркой - значит и впрямь, черт возьми, жить на широкую ногу!

Если первый экипаж останавливался, то останавливаться приходилось и остальным. Тогда все высаживались, и по кругу пускались коньячные бутылки. Богоци настойчиво просили изобразить тявканье собаки; он сначала отнекивался, но как только ему сказали, что я хотел бы послушать его, старик не заставил себя дольше упрашивать и принялся лаять, да так натурально, что мопс госпожи Недецкой, которого хозяйка повсюду таскала с собой, начал тявкать ему в ответ.

Поскольку я был единственным новым человеком в этой компании, все старались мне угодить, даже госпожа Слимоцкая послала мне конфет с одним из Прускаи, остановившимся перед ее фаэтоном немножко поболтать.

- Поехали, поехали, господа! - кричал Чапицкий.

- Ого-го, жених уже проявляет нетерпение!

- А ведь до вечера еще далеко.

- Ну, еще глоток!

Слева от нас, среди дубов и сосен, белел флигель усадьбы, крытый красной черепицей. На повороте дороги показался всадник.

- Ур-ра! - раздалось множество голосов, - Пишта Домороци! Подождем Домороци!

- Правильно, подождем!

- Есть еще коньяк?

- Наверно, у Пишты найдется.

Итак, мы стали ждать Домороци, имя которого обладало чудодейственной силой. Даже дамы вышли из своих экипажей и расположились в кружок, прямо на дороге, словно весь комитат Шарош представлял собою один большой салон.

Из придорожного березняка выпорхнул целый фазаний выводок: один из Кевицких мгновенно достал из экипажа ружье и протянул его мне.

- Не хочешь ли пострелять, amicenko?

 - Нет, благодарствуй.

- Тогда я разделаюсь с ними.

Он кинулся в березняк, вспугнул фазанов, подстрелил одного и с триумфом вернулся, неся добычу.

Барышни Слимоцкие, закрывши личики руками, расплакались при виде окровавленной птицы; их мамаша пожурила Кевицкого:

- Оставьте нас, безжалостный тигр! Ида, возьми обратно свое обещание танцевать с Кевицким вторую кадриль.

- Хорошо, - покорно согласилась Ида.

Кевицкий печально склонил голову, как средневековый рыцарь, удаляемый королевой в изгнание.

Появившийся в эту самую минуту цыган с двумя цыганятами пришелся как нельзя более кстати.