Велось ли жандармское наблюдение за спутниками Дюма, которых российские полицейские именовали Моне и Колино?

В документах фонда III отделения никаких упоминаний о них обнаружено не было. Иными словами, за Муане и Калино наблюдения не велось и они не могли быть в числе жандармских агентов, приставленных к писателю.

Вернемся к статье С. Н. Дурылина приводящего слова некоего адъютанта А. М. Дондукова-Корсакова, сказанные якобы спустя около четверти века после поездки Дюма: будто, чтобы развлечь француза, Дондуков-Корсаков приказал разыграть нападение на Дюма. Проверить достоверность этой информации невозможно. Скорее всего тут речь идет о мистификации в угоду предрассудкам, сложившимся вокруг имени Дюма.

Но главное в другом: Дюма вел себя с полным самообладанием. А то, что какое-то нападение (или псевдонападение) действительно было и что Дюма вел себя как мушкетер, подтверждает мемуарист: он ни словом не обмолвился о возможности розыгрыша, хотя наверняка обязан был знать об этом.

С. Н. Дурылин высоко и совершенно справедливо оценивает «Из Парижа в Астрахань», но о «Кавказе» почему-то отзывается пренебрежительно.

…Дюма боготворили простые люди — не эстеты от литературы. Это особенно бросается в глаза, если вспомнить, что почти одновременно с Дюма Россию посетил Теофиль Готье (1811–1872), один из популярнейших в свое время поэтов-романтиков.

К Готье русские относились куда серьезнее, чем к Дюма. На этом фоне успех Дюма у читателей России был ошеломляющим, не имевшим прецедента, вызывая недоумение у рассудительных людей и крайнюю зависть и раздражение у менее терпеливых.

…Дюма объехал почти весь Кавказ, за исключением Армении. То, что Дюма не побывал в Армении, порой отражалось на его книге: в ней встречаются некоторые неточности в описании фактов истории Армении.

Текст «Кавказа» непрост не только для обычного читателя, но и для читателя-специалиста. Среди ученых нет единства по большинству вопросов, обсуждаемых в книге Дюма. Фактически, сколько исследователей, столько и суждений. Нет единства и в написании тех или иных имен, географических терминов и пр. Особенно это заметно в «дагестанских» страницах «Кавказа», ведь в этих местах, что ни селение, то особый народ со своим неповторимым языком. Ясно — достичь унификации в написании местных названий едва ли возможно. Поэтому мы оставили все, как дано у писателя.

Многонациональность Кавказа вошла в поговорку. В царской России взаимоотношения между кавказскими народами искусственно осложнялись администрацией. Нередко дело доходило до открытых столкновений. На страницах «Кавказа» видно, что отношения между народами в эпоху Дюма шли, мягко выражаясь, не всегда гладко. Дюма деликатно старался обойти эти проблемы, но поскольку он записывал не только то что видел сам, но и то, что ему рассказывали случайные попутчики, то порой эти записи были неловки, наивны или противоречивы.

К тому же не следует забывать, что «Кавказ» — это книга о кавказцах, написанная французом для французов. В ней автор говорит не только то, что хочет сказать, но и то, что требуют от него читатели, среди которых бытовали те или иные предрассудки.

В «Кавказе» много исторических экскурсов. О чем-то писатель говорит мельком, о чем-то излишне остро или слишком мягко, о чем-то неверно или просто непривычно для нас. «Но тому, кто создал Д'Артаньяна, можно простить что угодно» (Д. Голсуорси). Тот же Голсуорси заметил, что для Дюма рассказать интересную историю важнее, чем показать человеческие типы и ход человеческой жизни. На страницах «Кавказа» читатель обнаружит множество любопытнейших историй, которые читаются с захватывающим интересом.