Белецкий наклонился на ухо Устеньке и сказал ей что-то. Она хотела ответить, но не успела и, проходя во второй раз, сказала:

– Хорошо, придем.

– И Марьяна тоже?

Оленин нагнулся к Марьяне.

– Придешь? Пожалуйста, хоть на минуту. Мне нужно поговорить с тобой.

– Девки пойдут, и я приду.

– Скажешь мне, что я просил? – спросил он опять, нагибаясь к ней. – Ты нынче весела.

Она уж уходила от него. Он пошел за ней.

– Скажешь?

– Чего сказать?

– Чего я третьего дня спрашивал, – сказал Оленин, нагибаясь к ее уху. – Пойдешь за меня?

Марьяна подумала.

– Скажу, – ответила она, – нынче скажу.

И в темноте глаза ее весело и ласково блеснули на молодого человека.

Он все шел за ней. Ему радостно было наклониться к ней поближе.

Но Лукашка, продолжая петь, дернул ее сильно за руку и вырвал из хоровода на середину. Оленин, успев только проговорить: «Приходи же к Устеньке», – отошел к своему товарищу. Песня кончилась. Лукашка обтер губы, Марьянка тоже, и они поцеловались. «Нет, раз пяток», – говорил Лукашка. Говор, смех, беготня заменили плавное движение и плавные звуки. Лукашка, который казался уже сильно выпивши, стал оделять девок закусками.

– На всех жертвую, – говорил он с гордым комически-трогательным самодовольством. – А кто к солдатам гулять, выходи из хоровода вон, – прибавил он вдруг, злобно глянув на Оленина.

Девки хватали у него закуски и, смеясь, отбивали друг у друга. Белецкий и Оленин отошли к стороне.

Лукашка, как бы стыдясь своей щедрости, сняв папаху и отирая лоб рукавом, подошел к Марьянке и Устеньке.

– Али ты, моя милая, мною чванишься? – повторил он слова песни, которую только что пели, и, обращаясь к Марьянке, – мною чванишься? – еще повторил он сердито. – Пойдешь замуж, будешь плакать от меня, – прибавил он, обнимая вместе Устеньку и Марьяну.

Устенька вырвалась и, размахнувшись, ударила его по спине так, что руку себе ушибла.

– Что ж, станете еще водить? – спросил он.

– Как девки хотят, – отвечала Устенька, – а я домой пойду, и Марьянка хотела к нам прийти.

Казак, продолжая обнимать Марьяну, отвел ее от толпы к темному углу дома.

– Не ходи, Машенька, – сказал он, – последний раз погуляем. Иди домой, я к тебе приду.

– Чего мне дома делать? На то праздник, чтоб гулять. К Устеньке пойду, – сказала Марьяна.

– Ведь все равно женюсь.

– Ладно, – сказала Марьяна, – там видно будет.

– Что ж, пойдешь? – строго сказал Лукашка и, прижав ее к себе, поцеловал в щеку.

– Ну, брось! Что пристал? – И Марьяна, вырвавшись, отошла от него.

– Эх, девка!.. Худо будет, – укоризненно сказал Лукашка, остановившись и качая головой. – Будешь плакать от меня, – и, отвернувшись от нее, крикнул на девок: – Играй, что ль!

Марьяну как будто испугало и рассердило то, что он сказал.