— Только попробуй!
— А если попробую? — поддразнила Лариса.
— Я же сказал — убью.
— И меня тоже?
— Тебя — не знаю... Нет, тебя я бы все же оставил в живых, но приковал бы цепями к этой кровати и доводил бы до экстаза всю ночь, весь день и так далее.
Лара перевела дух. Все же Казанова дурачится.
— А ты что, уже собираешься мне изменить и заранее прощупываешь почву? — Его голос приобрел какие-то новые интонации.
— С чего ты взял?
— Потому что ты меня расспрашиваешь. А ты не из тех женщин, кто просто так болтает, лишь бы пощекотать мужику нервы.
— Да я и сама не знаю, почему об этом спросила. Просто это слово последнее время слишком часто звучало в диалогах со мной, и я порой раздумывала, кто способен на убийство, а кто нет, примеряла роль убийцы то на одного, то на другого.
Это объяснение Игоря удовлетворило, но беспокоило другое.
Он встал, прошел к бару и принес два бокала с коньяком. Протянув один из них Ларисе, выпил свой и отставил его на столик.
Она медленными глотками пила коньяк, не понимая, что с ним. Только полчаса назад Игорь ласкал ее с невероятной нежностью, а сейчас стал напряженным и чужим. Смотрит в сторону, губы плотно сжаты.
Лара молча ждала. Спрашивать бесполезно. Если не захочет — ни за что не скажет. Соврет или отшутится.
Наконец Казанова повернулся к ней, забрал пустой бокал и каким-то напряженным голосом спросил:
— У тебя сейчас есть кто-нибудь, кроме меня?
Глядя ему в глаза, Лара спокойно ответила:
— У меня никого нет, кроме тебя.
Она сразу почувствовала, как Игорь расслабился.
— Я тебя не обидел своим вопросом?
— Нет. Я же понимаю, почему ты спросил. Ревнуешь?
— Еще как! — честно признался Казанова. — У-убил бы гада!
— Не убивай, оставь калекой! — дурачась, замахала руками она, и напряжение сразу спало.
— Черт побери! Раньше я вообще не знал, что такое ревность, пока не встретил тебя. Всегда высокомерно относился к ревнивцам. Считал, что ревность — от комплексов.
— Вообще-то в этом ты прав.
— Ни фига! У меня нет и никогда не было комплексов.
— Ну, пусть не от полновесных комплексов, а от некоторой неуверенности в себе или в объекте внимания.
— Вот в отношении второго ты, пожалуй, права. Я не уверен, смогу ли тебя удержать, а я хочу тебя удержать и хочу, чтобы ты принадлежала только мне. Вот такой я собственник. Все это — мое! - Казанова провел рукой по ее обнаженному бедру, груди, шее, губам, волосам. — Все — мое! Никому не позволю дотронуться!
— Даже массажисту? — поддразнила его Лара.
— А что, он трогает тебя между ног?
— Ну, вообще-то общий массаж тела предполагает и массаж бедер. — Лара по-прежнему дразнила его, но тот не желал принимать ее шутливого тона.
— И что, ты во время массажа лежишь перед ним голая? — Игорь посмотрел на нее с таким возмущением, что она чуть не расхохоталась.
— А ты думал — в деловом костюме? — поддразнивала Лариса.
— Ну хоть в трусиках?
— Нет, дорогой, и без лифчика, и без трусиков.
— Так он же может тебя запросто трахнуть? — Его глаза даже округлились от такой чудовищной перспективы.
— Может, если я этого захочу.
— А такое с тобой бывало?
— Пока нет.
— Все, — категорически заявил любовник. — Больше на массаж ты не пойдешь.
— Но у меня каждую неделю эта процедура.
— Тогда я буду сидеть рядом и следить, чтобы массажист тебя не лапал.
Самое удивительное, что Казанова говорил совершенно серьезно. |