— Я за ночлег возьму недорого, — сказала странная бабка. — И накормлю, чем бог послал.

— Накормить мы тебя и сами можем, — буркнул Гиена, сверля пенсионерку глазами. Тоже, видать, напрягся, что она вдруг взялась из никоткуда у нас под самым носом. Ладно бы, в кустах пряталась, но нет, ветки не шевелились. Она как будто с самого начала тут стояла, опираясь на длинную корявую палку, а мы на нее просто внимание не обратили.

— А ты не хами мне, бородатый, — бабка вдруг как-то не очень по-доброму прищурилась. И я вдруг понял, кого эта бабка мне напоминает. Колдуна из глючного старого мультика. Про легкомысленного халифа и словечко «мутабор». Даже на мгновение показалось, что у нее такие же змейки из глаз выскочили. Я тряхнул головой, отгоняя неприятное видение.

— Вам бы лучше меня послушать, глядишь живы останетесь, — сказала бабка.

— А что, места тут опасные? — спросил я.

— Днем скорее скучные, — сказала бабка. А вот ночью ваша эта тряпочка на грузовике вас не защитит никак. А до темноты вы точно не успеете обернуться до Зеленой Горки и обратно.

— А ты откуда знаешь, куда нам нужно? — подозрительно спросил Гиена.

— Так вы орали тут только что, когда обсуждали, каждая белка в лесу уже слышала, — отмахнулась бабка. — Бородатый, ты меня боишься что ли? Я же бабка, ты меня плевком перешибешь, что позеленел-то так?

Глава 25. Проще пареной репы

— А что это такое мы едим? — спросил я, подцепив на вилку еще один желтоватый кусочек, по вкусу похожий на гибрид редьки и сладковатой картошки.

— Так репа это пареная, Боня, — отозвался Гиена. — Выражение слышал такое — «проще пареной репы»? Так вот это она и есть. Верно, бабушка?

Мы сидели в тесной избушке, как будто наполовину ушедшей под землю. Даже для меня потолок был низковат, а Гиене до него вообще практически сидя доставал. Такое впечатление, что весь этот домик был построен вокруг здоровенной печки. Как будто сначала там стоял другой дом, большой и просторный, потом он сгорел, а печка осталась. И чтобы теплу зимой не пропадать, кто-то взял и возвел вокруг кособокую избушку.

Хозяйка сообщила нам, что ее зовут Агния Львовна, и когда мы втиснулись в ее домик и расселись вокруг низкого стола на подушках, набитых соломой, живенько водрузила на стол глиняный горшок, полный сладковатого с горчинкой кушанья. Пареная репа, надо же... Никогда не пробовал раньше.

— Бабушка, а почему на улице по ночам опасно? — спросил я. — Чудовища бродят какие-то?

— Чудовища... — фыркнула бабка. — Все бы вам сказки слушать... Кладбище тут было раньше. Станцию построили — кладбище разорили. И теперь неприкаянные души травой прорастают. Если в темноте бродить, то можно на цветочек такой наступить случайно.

— И что будет тогда? — с интересом уточнил я, потому что бабка внезапно замолчала и продолжать как будто не собиралась.

— Тебе может и ничего, дубиноголовый, — огрызнулась бабка. — А вот они будут стонать. А тем, кто их стоны слышит — морока одна и мучение.

— А если днем наступить? — спросил я.

— Так днем ночные травы не цветут, — буркнула бабка и замолчала. Я тоже заткнулся и подцепил еще один кусочек пареной репы.

И тут эти ночные травы. Опять. Такое впечатление, что как только узнаешь про какой-то... гм... феномен... так он начинает вокруг кружиться, как будто ничего другого в мире не происходит.

— Что-то ерунда какая-то, бабушка, — прожевав очередной кусочек сказал Гиена. — Ты же сказала, что машина нас не убережет. А сейчас говоришь, что не о нашей жизни заботилась, а чтобы мы цветочки какие-то не потоптали.