— Ах да, вот еще что... — вспомнил я.

— Лебовский, уйми свою любознательность! — Ларошев поднялся из-за стола и начал нервно ходить за моей спиной. — Смилуйся уже, нам пора идти, а тут ты со своими вопросами.

— Второй вопрос короче, — усмехнулся я. — Если я верну Университету сумму, которую за меня заплатил попечитель, я не буду должен отрабатывать на Матонина?

— Все верно, — Бюрократ покивал и встал. — Там есть свои нюансы, но, думаю, Гезехус пойдет тебе навстречу, если ты пожелаешь снять с себя ярмо попечительского контракта.

— Ясно, бабло победит зло, — сказал я. — Все, больше вопросов нет, топайте уже, куда шли. Вряд ли вы во фраки вырядились, чтобы в студенческой столовой пообедать...

— Думаю, твоя Соловейка тебя разыграла, — сказала Натаха, завязывая бинт. Совсем забыл про этот дурацкий разрез, пока шел до дома, он вдруг начал кровить, да еще и так сильно, что рукав кофты Лизоньки промок, и даже несколько капель упало на землю.

— В каком еще смысле? — спросил я.

— Нет такого ритуала, — пожала плечами Натаха. — Она его на ходу придумала, чтобы к дисциплине тебя призвать. Так что не думаю, что произойдет что-то страшное, если ты начнешь прогуливать, пить напропалую и ловить ворон на уроках. Подумаешь, останешься неучем...

— Верно... я медленно кивнул.

— Но если ты так сделаешь, то будешь трепло и балабол, — внес свое ценное мнение Гиена и заржал. — Клятва все-таки. Обещал же.

— Тоже верно, — я кивнул энергичнее. — Гиена, я тебя обожаю. Очень по существу, лучше и не придумаешь!

И почти весь следующий месяц я честно выполнял клятву — ложился вовремя спать, нахватал себе учебных и практических часов, до судорог в пальцах учил жесты, потом ходил хвостом за Соловейкой, выпрашивая себе еще хотя бы одно занятие сверх уже имеющегося. Просиживал штаны в библиотеке, в город с друзьями выходил, конечно, но исключительно в свободное от учебы время и в выходные. Практически не пил совсем. Привел в порядок гардероб, и даже приобрел зимний тулуп, валенки и меховой треух. Осень показала пару раз свои инеистые зубки, и я осознал, что вообще-то нахожусь в Сибири. И зима близко, опять же, надо как-то готовиться...

С Йованом было непонятно. Пару раз я спросил у него, что там с деньгами, когда собираемся делить, но он туманно как-то отвечал, откладывая этот вопрос на потом. А я и не торопил.

Даже втянуться успел в этот размеренный быт.

Только одно сделал. Точнее — не сделал. Не понес тем обрыганам свертки с ночными травами. Сначала в библиотеке жадно прочитал все, что там было по этой теме. Оказалось как-то до обидного мало — одни сплошные рассуждения врачей, столкнувшихся с последствиями воскуривания и сказки этнографов, которые звучали вообще каким-то бредом.

Мне давно казалось, что этим самым этнографам жители дремучих мест бессовестно и беззастенчиво врут. Ну а как еще? Приезжает такой лощеный ученый с полным кузовов всякой еды и выпивки и начинает наседать на аборигенов. Расскажи, мол, ваши древние сказания и легенды, а я тебе за это бутылочку водочки и баночку консервов. А у них сказка на все село вообще одна. И ту рассказал геолог, который в прошлом году исследовал окрестные речки на предмет золота. Но водочки-то хочется... Вот и рассказывает седой абориген с видом важным и величественным какой-нибудь бред сивой кобылы. От балды плетет, потому что бутылочка ему прямо-таки подмигивает.

Ну а потом все просто. Идет этот фантазер по деревне с трофеем, на него дружбаны наседают. Где взял, мол? А тот им шепотом рассказывает, что ежели вот тому хрену белобрысому в очках рассказать какую-нибудь бабуйню про летающих лошадей с волшебным навозом, то он тут же проставляется.