— Ветер и бубен, — сказала она, выбравшись на тротуар.

— Не понял! — крикнул я вслед, наклоняясь над сиденьем и вдыхая ускользающий аромат. — Ветер?

— Не этот ветер, — сказала она, открывая зонт. — Радуйтесь, что не слышите. Услышите… перед смертью.

— Постойте! О чем вы?

Она не ответила.

Что делать в отпуске? Ехать никуда не хочется. И некуда. На улице дождь. И зачем уезжать? Машка забирается на диван и, листая журнал, приваливается к плечу. Выгибается. Как кошка. Кажется, почеши за ухом, проведи ладонью по узкой спине, замурчит, выпустит когти.

— Маша, помнишь, в детстве иногда ты просыпалась ночью и плакала? Что-то пугало тебя?

— Помню, — говорит она, не отрываясь от страниц.

— Что это было? Ты отказывалась рассказывать об этом.

— Я не хотела, — вздыхает дочь.

— Почему?

— Мне было страшно рассказывать, — объясняет Машка. — Казалось, если расскажу, это вернется.

— Что вернется?

— Голоса, — Машка оборачивается, сбрасывает со лба волосы, усмехается. — У меня было ощущение, что кто-то громко кричит мне в ухо. Неприятно, правда?

— Не знаю, — пожимаю плечами. — Мне никто не кричал в ухо.

— Ерунда, — она возвращается к журналу. — Я привыкла.

— Значит, эти голоса не исчезли? — спрашиваю.

— Я привыкла, — говорит она. — Теперь это просто гул. Удары. Ритм. Мне не мешает.

— Ветер и бубен, — бормочу я.

— Не-а, — зевает Машка. — Только бубен.

Олег не врач. Просто у меня, как и у каждого, есть приятель, который знает ответы на любые вопросы. Он способен давать дельные советы. Очень полезное качество. Оно позволяет трезво относиться к собственной способности советовать. Олег отодвигает в сторону разобранный видик, протягивает причудливую раковину.

— Что слышишь?

— Шум моря, — отнимаю раковину от уха.

— Ничего подобного, — не соглашается Олег. — Всего лишь эхо звуков, которые раздаются в голове. Кровь шуршит, пробираясь по сосудам. Сквозь склеротические бляшки.

— Подожди, — не соглашаюсь я. — Но это же не голоса? И не гул, не ритм. При чем тут раковина?

— А вы к врачу обращаться не пробовали? — интересуется Олег. — Вдруг у Машки внутричерепное повышенное? Или еще что?

— Только нам врачей не хватало.

Не хочется грязнить Машкину медицинскую книжку.

— Ну, как знаешь, — успокаивается Олег. — Ей это мешает?

— Нет.

— Тогда и ты не мучь себя, — Олег вновь углубляется в электронные схемы. — В этой жизни у нас всех осталась одна задача.

— Какая?

— Умереть раньше собственного ребенка, — усмехается Олег.

— Обычное самоубийство, — Петр тщательно заминает сигарету в жестяной пепельнице, с тоской смотрит в зарешеченное окно, за которым не прекращается дождь. — Уйду я из прокуратуры.

— Куда?

— Куда угодно, — он откидывается назад в кресле, с трудом соединяет руки на затылке. — Пора и о деньгах подумать. О семье. Сын институт заканчивает.