Он высоко поднял это ведьмино оружие. И уже собрался вогнать тупой конец мне в лицо, когда вдруг резко повернулся, посмотрел в направлении парадной двери.

Вероятно, что-то услышал, и эти звуки изменили его намерения, потому что щетку он отложил в сторону. Метнулся в прихожую и, несомненно, покинул дом через дверь черного хода.

Гудение в ушах не позволяло мне услышать те звуки, которые встревожили незнакомца, но я предположил, что прибыл чиф Портер со своими людьми. Я сказал ему, что тело доктора Джессапа лежит в главной спальне на втором этаже, но понимал, что он отдаст приказ обыскать весь дом.

Мне же крайне не хотелось, чтобы меня здесь нашли.

В полицейском участке Пико-Мундо только чиф знает о моих сверхъестественных способностях. И если я первым окажусь на месте преступления, многие копы укрепятся во мнении, что я совсем не тот, за кого себя выдаю.

Конечно, и в этом случае едва ли кто-нибудь из них смог бы прийти к выводу, что мертвые обращаются ко мне с тем, чтобы я восстановил справедливость (если вероятность такого умозаключения и существовала, то очень маленькая), но я предпочитал не рисковать.

Моя жизнь и без того настолько странная и сложная, что я, возможно, остаюсь в здравом уме, лишь придерживаясь минимализма во всем. Я не путешествую. Практически всегда хожу пешком. Не участвую в вечеринках. Не слежу за новостями моды. Не интересуюсь политикой. Не строю планы на будущее. С тех пор как в шестнадцать лет я ушел из дома, работал только поваром блюд быстрого приготовления. Недавно взял отпуск, потому что более не могу выпекать достаточно толстые оладьи или гамбургеры с хрустящей корочкой: слишком много других проблем.

Если бы мир узнал, кто я, что вижу и делаю, назавтра тысячи людей стояли бы у моей двери. Скорбящие. Мучимые совестью. Подозрительные. Полные надежды. Верящие. Настроенные скептически.

Они хотели бы, чтобы я стал медиумом между ними и их ушедшими близкими, настаивали бы на том, чтобы я взялся за расследование каждого нераскрытого убийства. Некоторые бы с радостью поклонялись мне, другие приложили бы все силы для того, чтобы доказать, что я мошенник.

Не знаю, смог бы я отвернуться от скорбящих, от тех, кто не потерял надежду. Если бы я таки научился отворачиваться от них, не уверен, что мне понравилась бы личность, в которую я бы в этом случае непременно превратился.

И однако, если бы я никому не смог отказать, они бы вымотали меня как своей любовью, так и ненавистью. Истерли между жерновами своих потребностей. Превратили бы в пыль.

И поэтому, боясь, что меня найдут в доме доктора Джессапа, я, извиваясь всем телом, елозя руками по полу, на спине пополз к двери кладовой. Боли я уже не чувствовал, но и контроль над телом полностью ко мне еще не вернулся.

Я словно превратился в Джека на кухне великана, ручка двери в кладовую находилась в добрых двадцати футах над моей головой. Ноги и руки по-прежнему не желали меня слушаться, я не знал, как мне добраться до нее, но как-то добрался.

Я мог составить длинный перечень того, что я сделал, сам не знаю как. Но всегда речь шла о самосохранении и выживании.

Очутившись в кладовой, я захлопнул за собой дверь. В замкнутом темном пространстве воздух пропитался резкими химическими запахами, которые я, пожалуй, ощущал впервые.

От запаха обожженного алюминия меня чуть не вырвало. Никогда раньше я не сталкивался с запахом обожженного алюминия, поэтому не мог сказать, как я его узнал, но не сомневался в том, что не ошибся.

Мой череп напоминал лабораторию Франкенштейна, в которой змеились электрические разряды. Гудели перегруженные резисторы.

Скорее всего, мне не следовало полагаться на достоверность рецепторов вкуса и запаха. «Тазер» мог временно вывести их из строя.

Ощутив влагу на подбородке, я предположил, что это кровь. Но, сосредоточившись, понял, что изо рта течет слюна.

Во время обыска кладовая не могла остаться без внимания копов.