Он закончил речь, и на мгновение в суде воцарилась тишина. Когда король заговорил, его слова были более осмотрительны, чем в два предыдущих дня.

«Когда я находился здесь вчера, то желал говорить о свободах народа Англии, но меня прервали. Я хочу знать, могу ли я говорить свободно или нет».

Брэдшоу ответил, что суд выслушает его, «а вы защищайтесь как можно лучше», но только после того, как «будет дан положительный ответ по делу, по которому вы обвиняетесь».

Король отмел все условия. «Что касается обвинения, оно не имеет никакого значения, – сказал он. – Все дело в свободе народа Англии, за которую я выступаю. Признать новый суд, о котором я раньше никогда не слышал, мне, вашему королю, который должен быть образцом для всех людей в Англии, поддерживать справедливость и старые законы… поистине я не знаю, как это сделать. – Утверждая свой авторитет, он сказал покровительственные слова похвалы в адрес Брэдшоу: – В первый день вы очень хорошо говорили о том, что я прибыл сюда из-за обязательств, наложенных на меня Богом, отстаивать свободы моего народа; это обязательство перед Богом и перед народом, о котором вы говорили, я признаю. Древние законы королевства… насколько мне известно, и это не идет вразрез с фундаментальными законами королевства, с вашего позволения, я не могу предъявить никакого конкретного обвинения…» – Последним должно было быть слово «ответа», а не «обвинения», но эта оговорка была разоблачающей, так как, по мнению короля, это он должен был находиться в положении обвиняющего этих «мнимых судей» в измене.

Карл снова продолжил давать объяснения причин своего отказа признавать их, и снова Брэдшоу прервал его, но короля нельзя было заставить замолчать: «С вашего позволения, вы не должны меня прерывать. Как я сюда попал, не знаю: нет такого закона, по которому можно делать своего короля пленником».

Один или два раза Брэдшоу пытался вклиниться в его речь, пока не остановил наконец поток слов короля, призвав секретаря Бротона зачитать еще раз – и в последний – официальное требование к королю дать ответ на обвинение. Эндрю Бротон, вероятно, уже стоял наготове.

«Секретарь, выполняйте свои обязанности», – приказал Брэдшоу.

«Долг, сэр!» – поправил король со звенящим презрением.

Бротон поспешно зачитал требование, чтобы «Карл Стюарт, король Англии» дал свой определенный ответ «путем признания или отрицания обвинения». И Карл в своем ответе снова отверг законность суда в интересах, как он твердо сказал, преимущественных прав народа Англии.

Брэдшоу впервые за этот день увидел возможность нанести ответный удар: «О том, как вы сохраняли преимущественные права народа, уже сказали ваши действия. На самом деле, сир, намерения людей должны становиться известны по их действиям. Вы же писали о своих намерениях кровавыми буквами по всему королевству».

Карл не вздрогнул от нападения, которое для него ничего не значило, так как считал все это ложью. Он сделал еще одну попытку заговорить, но ему опять не дал это сделать Брэдшоу.

«Сир, вы слышали пожелание суда, и хотя и не хотите этого понимать, но находитесь в суде правосудия». – «Я вижу, что передо мной сила», – холодно произнес король и встал, чтобы уйти.

Один журналист, сочувствующий королю Джон Диллингем из «Умеренного информатора», который не мог услышать эту фразу, но уловил ее смысл по интонации и жесту, напечатал ее так: «Тьфу, сэр! Мне нет до вас дела!»

Вероятно, возникло какое-то волнение, хотя ни один репортер не осмелился описать его.