— Лева, не груби, — посоветовал старенький. Двадцать ступенек были для него нелегки: он порывисто, с вьюжными завываниями дышал, что не мешало ему с неизбывной нежностью рассматривать открывшееся перед ними изящное и добротное здание, стоявшее на самом верху покатого обширного луга, засеянного английской многолетней пронзительно-зеленой травой. Неплохой такой домик, чуть поболе дома Пашкова.
— Хорош! — отдышавшись, в который раз восхитился старенький.
— Хорош, — согласился Лева, но с оговоркой: — Но чересчур заметен. Это не нужно.
— Таким и должен быть пансионат для работников нашей системы.
— Система! — передразнил Лева. — Никак не отвыкнете от терминологии далеких-далеких лет. Не системы — консорциума.
— Консорциума так консорциума.
— Решаться надо, — грубо напомнил Лева. — А то придется расстаться с пансионатом для работников консорциума, единственным хозяином которого являетесь вы. И всего прочего тоже.
— Не торопи, не торопи, Лева! — взмолился старенький.
2
Приятный молодой человек (по-настоящему молодой), по одежде судя то ли спортсмен, то ли рэкетир, то ли торговец из палатки, вошел в парк «Сокольники» через главный вход. Замечательный парк! У ближайшего киоска молодой человек выпил две банки пива. Не спеша, чтобы осмотреться. В малолюдье начала дня вроде бы ничего не беспокоило. Выпил банку и у следующей палатки, а потом пошел гулять по аллеям. Замечательный парк! Нет лучше места, где можно тщательно провериться и оторваться с концами.
Обойдя слева выставочный комплекс, он вошел в достаточно дикую рощицу между вторым и третьим просеком. Тут-то он и побегал от одних пышных кустиков к другим. Вроде порядок. Мигом преодолев Поперечный просек, он углубился в совсем уж неупорядоченный лесок и малоизвестной кому тропкой выбрался к дырке в ограде. Осмотрелся как следует еще раз и побрел леском, параллельно дороге, ведущей к железнодорожной станции «Маленковская».
Пройдя подземный переход, миновав железнодорожные пути, спортсмен-рэкетир-торговец резко свернул налево и вскоре зашагал бесконечным проулком меж сплошных бетонных гаражей, сильно смахивавших на тюремные камеры.
У номера 364 остановился и в последний раз проверился. Бесконечная щель в оба конца была пуста. Ни души. Он потянул створку железных ворот и, не раскрывая их до конца, проскользнул в гараж. Машины в гараже не было. А стоял дачный алюминиевый стол и два стула, на одном из которых сидел под желто горевшей голой лампочкой еще один молодой человек в похожем прикиде и вообще похожий на пришедшего. Только масти другой. Светлее. Шатен.
— Опаздываешь, — строго заметил шатен и рассмеялся, добавив: — Уже сорок минут душа горит!
Было отчего гореть душе: на шатком столике и литруха «Смирновской», и кирпичик «Джима Бима», и водичка такая, и водичка сякая, а также царская закусь из самого лучшего рыбного и мясного. Но, конечно же, конфликт формы и содержания. Варварская мужская рука вместо хрусталя предложила пластмассовые стаканчики, а изысканный фарфор заменяла вощеная бумага.
Пришедший брюнет с удовольствием оглядел стол, но ответил с формальным неудовольствием:
— Нам сейчас надираться опасно.
— Надираться всегда опасно, — уточнил шатен. — А выпить, и хорошо выпить, нам сам Бог велел. Дело-то к концу.
— К концу, но не кончено. — Брюнет, вяло возражая, уселся на второй стул и, любовно склоняя каждую бутылку, внимательно читал, что написано на их этикетках. — С чего начнем?
— Со «Смирновской», — решил шатен, — и лососинкой посолонимся. |