Юлия Валентиновна Серова проходила свидетельницей по одному из разбойных нападений. На месте происшествия ее нашли с пробитой головой, и она даже лежала в Мариинской больнице. Судя по объяснениям, взятым у Серовой в больнице тем парнем с красным шарфом на шее, она так и не смогла внятно объяснить, каким образом оказалась в чужой квартире с пробитой головой. Потерпевший прибыл позже, увидел погром в собственном доме, незнакомую женщину, лежавшую без чувств, и вызвал наряд милиции. Мне предстояло выяснить, что она делала в чужой квартире, тем более с пробитой головой. Я в очередной раз пожалел, что так и не посмотрел ни одной серии из знаменитых «Ментов». Что обычно говорят в подобных случаях? На лекциях нам ничего такого не объясняли…

— Быстрее спрашивай! — приказала Юля и уселась напротив меня, положив ногу на ногу и откинув их вдоль стены. Получилось красиво, я даже в кино такого не видел.

— Как вы оказались в квартире потерпевшего? — пробубнил я, совсем как Вербный в телефонную трубку.

— Я уже все рассказала, неужели что-то непонятно?

— Нет, непонятно. Придется еще раз рассказать. — Я неловко присел на табурет, стоявший возле двери.

Я мучительно пытался пристроить свои длинные ноги, чтобы они не мешали процессу дознания, но ноги почему-то никак не хотели слушаться хозяина. Кое-как пристроив их буквой У, причем заглавной, я вытащил блокнот. Мне думалось, что Юля приступит-таки к долгому рассказу о трагической истории, приведшей ее в квартиру к потерпевшему. Я был уверен, что у такой красавицы может быть только трагическая история, иначе с чего бы красавицам проламливали ломиком лобную часть головы.

— Ничего интересного, — отмахнулась Юля и нервно закурила.

Длинная сигарета темно-шоколадного цвета подходила к ее тонким нервным пальцам. Такие женщины жили в прошлом веке, в самом его начале, я видел фотографии на одной выставке старинного костюма. Мы туда с мамулей ходили; вообще, моя мутхен обожает приобщать меня к мировой культуре. Все может бросить, дай ей только возможность приобщить любимого сыночка к истокам культуры…

— И все-таки. — Я осторожно сдвинул ноги, боясь, что от волнения заглавная буква У увеличится в размерах.

— Ошиблась адресом, зашла не в ту квартиру, а там бандюки. Вот мне и проломили черепушку. — Она виновато улыбнулась, словно извинялась за преступные действия незнакомых ей преступников.

— Как это — не в ту квартиру? Разве такое может быть? — растерялся я.

— Ой, дурачок! Конечно же, может! Всякое в жизни бывает! И не такие чудеса на свете случаются!

Юля говорила повышенным тоном, а последние слова она выкрикивала, словно перед ней сидел глухонемой капитан дальнего плавания. Я заметил, что на лбу у нее выступили мелкие бисеринки пота. Такие мелкие, еле заметные, но я их увидел.

— Вы… это, пожалуйста, успокойтесь. А кто там был в квартире? — пролепетал я, стараясь не смотреть на вытянутые Юлины ноги.

— Да что, я помню, что ли? Не знаю, не видела, говорю же, перепутала адрес. Ты что, не веришь?

— Почему? Верю! Вам верю! — слишком горячо вырвалось у меня. И я снова почувствовал, как зажглись огнем мои уши.

Мне до чертиков бывает стыдно, когда уши начинают пылать в самый неподходящий момент. Хоть бы они сгорели когда-нибудь!

— Так кто был в квартире? Сколько человек?

— Не помню, не видела. Позвонила, мне сразу дверь открыли и ломиком шарахнули. Очнулась, лежу в Мариинке, везде грязь, пыль, тараканы. Даже клопы ползают. Ужас, а не больница! Самое страшное место в Питере.