– Я им весьма признателен.

– Довелось мне знавать одного человека, – произнес Джордж. – Он родился в феодальном поместье. Его пеленки застегивались не на булавки, а на запонки. А на первый день рождения ему повязали маленький черный галстук. Заметь: повязали, а не прицепили. И так было всю его жизнь. Звали его Уинтроп Карвер Кэбуэлл. Он вращался в столь изысканном обществе браминов и аристократов Бостона, что время от времени ему приходилось прибегать к помощи кислородной маски.

– И ты был знаком с этим патрицием? Ты?

– Конечно, был, – обиженно произнес Джордж. – Неужели ты мог посчитать меня снобом, который откажется общаться с человеком только потому, что тот принадлежит к богатейшей касте браминов? Плохо ты меня знаешь, если мог такое подумать, старина. Мы с Уинтропом неплохо ладили. Я был его отдушиной.

Джордж тяжело вздохнул, и попавшая в алкогольные пары муха сорвалась в штопор.

– Бедняга, – произнес он. – Бедный богатый аристократ.

– Джордж, – сказал я. – Похоже, ты собираешься поведать мне очередную неправдоподобную историю с ужасным концом. Я не хочу ее слышать.

– С ужасным? Наоборот. Я расскажу тебе веселую и счастливую историю, и, поскольку она доставит тебе удовольствие, я начну прямо сейчас.

Как я уже говорил, мой друг брамин был джентльменом до мозга костей, с чистыми помыслами и царственной осанкой. Для всех нормальных людей, с кем ему доводилось общаться, он стал притчей во языцех. Справедливости ради надо заметить, что с нормальными людьми он не общался, только с такими же потерянными душами, как и он сам.

Меня он знал хорошо, и это было его спасением, хотя я ни разу не попытался извлечь из нашего знакомства личной выгоды. Как тебе прекрасно известно, приятель, меньше всего в этой жизни я пекусь о деньгах.

Временами бедному Уинтропу удавалось сбежать. В тех редких случаях, когда дела приводили меня в Бостон, он сбрасывал цепи, и мы обедали в укромном уголке Паркер-хауза.

– Джордж, – частенько говаривал Уинтроп, – поддерживать имя и традиции дома Кэбуэллов – нелегкая и трудная задача. Дело даже не в том, что мы богаты. Мы живем старыми деньгами. Мы не какие-нибудь выскочки Роквейлеры – так, по-моему, звали семейство, разбогатевшее на нефти в девятнадцатом веке. Мои предки – и я не имею права об этом забывать – сделали состояния в эпоху колониальной славы и величия. Один из них, человек по имени Исаак Кэбуэлл, доставлял индейцам контрабандное оружие и огненную воду во время войны королевы Анны. Он каждый день рисковал жизнью, ибо с него запросто могли содрать скальп гуроны, солдаты колониальных войск или, по ошибке, дружественные индейцы. А его сын, Джереми Кэбуэлл, занимался рискованной трехсторонней торговлей, в ходе которой сахар обменивался на ром, а ром – на рабов. Он завез в нашу благословенную страну не одну тысячу чернокожих. Подобное наследство, Джордж, ко многому обязывает. Я несу ответственность за древнее состояние – тяжелая ноша.

– Даже не знаю, как тебе это удается, Уинтроп, – сказал я.

Уинтроп вздохнул:

– Клянусь Эмерсоном, я и сам не знаю. Главное – одежда, стиль, манеры. Необходимо каждую минуту помнить о том, что надо делать, даже если это кажется лишенным смысла. Настоящий Кэбуэлл всегда знает, что надо делать, хотя не всегда понимает зачем.

Я кивнул:

– Меня всегда интересовала одежда, Уинтроп. Зачем надо начищать обувь до такого блеска, что в ней отражаются лампы? Зачем надо каждый день чистить подошвы и еженедельно менять каблуки?

– Не еженедельно, Джордж.