Ты самая гнусная из ведьм! Неужели ты думаешь, что твоя прародительница Мирга не играла в эти игры? Я спал с ней, а она меня обманула. За это я убил ее.
Потрясенная Ниив решительно возразила:
— Она умерла в озере, пыталась поговорить с предками. Она не предприняла всех необходимых предосторожностей, и ее забрал Енааки. И с тобой было бы то же, если бы я тебя не предупредила.
— Она умерла на озере. В лодке. Голая. С синяками вокруг шеи. Она поплатилась за свое любопытство! Енааки сожрал ее останки. А я съел ее полуребенка. Я забрал его с собой. Отвез на берег.
— Лгун! Лгун!
— Я знаю, кого ты носишь. У тебя в утробе полуребенок. Не подходи ко мне. Что еще я могу тебе сказать? Что еще могу дать?
— Все! Ты можешь дать мне все!
Я испытал неожиданное удовольствие, когда долго молча смотрел на нее, а потом холодно сказал:
— Оставь меня в покое, Ниив. Я слишком стар, слишком осторожен, чтобы позволить такой северной фее, как ты, такому ничтожеству, жалкой колдунье, еще раз меня одурачить.
— Ничтожеству? — повторила она и на время потеряла дар речи, то ли от огорчения, то ли от ярости, трудно сказать. — Если бы я обманула тебя раз, смогла бы сделать это снова. Но я не обманывала тебя. Обещаю, я никогда не буду даже пытаться. Я не верю, что ты убил Миргу. Я не верю, что ты просил Ясона убить меня. Скажи, что это неправда.
Как приятно видеть, что такая красавица пляшет передо мной. До чего же она похожа на свою прапрабабку Миргу, но без бабьего эгоизма. Мирга была стервятником в моих руках, правда, я не убивал ее своими руками. Я терпеть не мог этот знакомый ястребиный взгляд, который видел в глазах Ниив.
— Верь во что хочешь, — усмехнулся я. — Если Ясон оставит тебя в живых, держись от меня подальше.
— Все из-за той женщины, что сошла на берег! Так ведь? Той, что пахнет кровью и горелой листвой.
«Кровь и горелая листва?»
Теперь пришел мой черед изумляться. Я уже слышал эти слова. Возможно, Ниив приняла мое молчание за недоверие. Она зло добавила:
— Та, что гремит ярко-зеленым металлом. У которой глаза как клинки!
— Миеликки? — осторожно осведомился я, хотя знал прекрасно, что речь идет не о ней. — Миеликки покинула корабль?
— Не она. Другая! — выкрикнула Ниив. — Та, что ушла на берег, когда ты готовился к полету в соколе. Она не знала, что я вижу. Если ты ее ищешь, то ее нет. Все из-за нее, да? Ты ее прячешь и не хочешь, чтобы я знала.
Голос Ниив напоминал завывания ветра. Она стояла в центре своей собственной бури, злая, безудержная, безотчетно ревнуя меня к подруге моей молодости. Казалось, что жизнь лагеря, суета вокруг Арго находятся на другом конце света.
«Кровь и горелые листья?»
Быть того не может!
Я спросил Ниив:
— Ты пряталась на корабле, когда та женщина, с глазами как клинки, уходила?
— Миеликки — моя духовная мать, — напомнила девушка. — Поэтому тебе никогда не удастся меня убить. Я ее дитя. Она не позволит.
Она побывала внутри Духа корабля! Миеликки ее защищала! Почему я удивляюсь? У Госпожи Леса и у юной шаманки было одно сердце. Ничего удивительного, что Миеликки прикрывала свою родственницу.
Но что же видела Ниив? Расскажет ли она все?
— Я не знаю ту женщину, о которой ты говоришь, — крикнул я в ответ. — Ты слышала, как ее зовут?
— Я видела ее мельком. Она была как тень. Она — хищница. Опасная. Надеюсь, она меня не заметила. Ты точно ее знаешь. Я уверена.
— Возможно, ты права. Но сейчас лучше оставь меня одного!
— Нет!
Я отвернулся. Она крикнула мне в спину:
— Кто же она тогда?
Она выкрикнула мое имя, потом сложила руки на груди, опустила голову и начала творить проклятия. |