Изменить размер шрифта - +
Повсюду виднелись электронные игрушки – фотоаппараты, видеокамеры, компьютер. С левой стороны две двери, вероятно, вели в подвал и ванную. Сам хозяин – Тойер не сразу его заметил – сидел за современным плоским плазменным телевизором, почти загороженный им. Мягко зажужжал электрический моторчик инвалидного кресла, калека подъехал к сыщику. У Людевига были большие глаза, узкая голова, редеющие светлые волосы. Его тело лежало в кресле в форме буквы «S», словно декоративная драпировка, кожаные манжеты поддерживали запястья. Тойеру пришлось подавить в себе желание немедленно повернуться и уйти. Ни один убийца так не выглядит.

– Позвольте‑ка, я угадаю. – Жидковатый голос, ломкий и высокий. – Вы из полиции. Ваш молодой коллега привел такие неубедительные причины для своего контакта со мной, что мне не терпится узнать, чем вызван столь странный интерес к моей скромной персоне. Присаживайтесь, у меня имеются стулья. Забавно, правда? – Он показал на прислоненный к стене складной стул.

Тойер взял его и уселся, чуточку напрягшись, посреди комнаты. Несмотря на теплую погоду, в доме было включено отопление.

– Я еще не представился. Иоганнес Тойер. Вы угадали. Я из полиции.

– Весьма сожалею, что вам придется попотеть. Но вот так, без движения, трудно, я быстро начинаю мерзнуть. Иными словами, в аду всегда должно быть жарко.

Тойер отчаянно цеплялся за свои подозрения, ведь никаких других у него не было. Вот он и заявил без особой уверенности:

– Господин Людевиг, я говорю с вами прямо и откровенно. Если бы это зависело от меня, я бы вас арестовал.

– Значит, дела идут не так, как вам хотелось бы? – Парализованный калека тонко улыбнулся. – Вы не владеете ситуацией?

– Владею, но не до конца, – уклончиво ответил сыщик. Он был недоволен таким началом, теперь он потерял свободу маневра. – Но это еще не значит, что с вас снято подозрение, отнюдь не значит. Все лишь начинается. Вы случайно не увлекаетесь эзотерикой?

– У меня много увлечений. – Легким движением кисти атрофированной правой руки он привел в движение кресло, подкатил к окну и взглянул на реку. – Среди прочего я интересуюсь и эзотерикой, всевозможными культами и тайными учениями. В моем увлечении нет ничего преступного.

Он не проявлял ни малейшей озабоченности. Почему? На одной из полок комиссар заметил сложный оптический прибор.

– Вы еще и астроном?

– Это прибор ночного видения. Я иногда веду наблюдения. На то есть причины.

Если бы он сразу признался, Тойер был бы разочарован. Снова все шло как‑то глупо, и он разозлился:

– Может, я найду у вас и что‑нибудь про древних кельтов? Скажем, про вал на горе Хейлигенберг?

– Кто знает? – Людевиг развернул кресло, не съезжая с места. – Я не помощник вам в поисках, но если вы запаслись соответствующей бумагой… Впрочем, вы сами говорите, что у вас в полиции дела идут не так, как вам бы хотелось. Ах, как я вас понимаю! Меня тоже не очень‑то слушают. Ох, как вы вспотели!

– У меня климакс… – С большим удовольствием Тойер сейчас выбросил бы паралитика в окно.

Вместо этого он снял пиджак.

– Расскажите мне подробнее о себе.

– Что вас интересует?

– Вы ведь учитель.

Людевиг молчал; на его лице появилась надменная усмешка.

– Вот, скажем, Тингштетте. Обладает ли оно тем значением, которое мы ему приписываем? Возможно, благодаря вам, потному домоседу.

– Тингштетте? Я давно уже не могу туда ходить… Интересный разговор, господин Тойер, но ведь это еще не повод для того, чтобы притягивать за уши смутные подозрения. Недавно один близкий мне человек рассказал интересную вещь.

Быстрый переход