Преподаватель математики. Я здесь новый товарищ, но и у меня есть соображения. С Петровой произошел самый низкий, аморальный поступок. Она отвергает этот свой поступок, но если Жохов подал такое заявление, значит, вопрос назрел. Нехорошо, ах, нехорошо!

Преподаватель физкультуры. Она и к работе относится недобросовестно. Я сам у ней на уроках не был, но мне об этом говорили.

Завуч. Я на уроках у Петровой тоже не был. Мне неприятно было ходить к ней на уроки. Товарищ корреспондент сказал мне, что был у нее на занятиях и что уроки очень хорошие, артистические. Нам этот всякий артистизм не нужен. И я считаю, что педагоги увидели настоящее лицо Петровой. Уволить, и все. За аморальное поведение. Ваш класс держится чересчур сплоченно, он сорганизовался в какой-то нездоровый коллектив. После своей болезни вы жили у одной из своих студенток. Вы что, приживалка?

Петрова. После болезни мне трудно было оставаться одной в четырех стенах. И я приняла приглашение матери Наташи побыть у них некоторое время.

Преподаватель физкультуры (ликуя). Товарищи! Да ведь она призналась! Слышите, говорит: мне одной в четырех стенах неохота!

И вот тут-то начался шум. Почти все требовали: «Позвать Жохова!» Все хотели очной ставки. Подробностей. Преподаватель физкультуры вызвался сбегать и поискать Олега.

Дело журналиста — слушать и молчать. Но, каюсь, я промолчать не сумела. Я сказала:

— Товарищи, очнитесь!

Наступила тишина. Чуть выждав, директор произнес:

— Да, особой необходимости нет. И так все ясно. А что, вы с нашим коллективом не согласны?

— Когда Жохов принес свое письмо, ему следовало объяснить, что такое письмо — подлость.

— Э-э-э! Вы неправы, — сказал предместкома, — я не вижу ничего предосудительного в письме Жохова. Он честный, порядочный человек. Если мы Петрову оставим, что мы будем говорить студентам? Что мы им объясним? Надо увольнять.

И уволили. За аморальное поведение.

Очень трудно разговаривать с учениками об их учителе. Так же трудно, как говорить с детьми об их родителях. Я не знала учениц Нины Сергеевны. Они пришли сами, чтобы сказать о своей любви к ней, о своем к ней уважении. (Они не так уж далеки от нее по возрасту: самой младшей — 16 лет, самой старшей — 26.) Предместкома считает, что их подучили. Смею думать, что многолетний учительский и журналистский опыт позволяет мне отличить наученных, подготовленных от тех, кто говорит искренне и то, что действительно думает.

Я была на уроках Нины Сергеевны. Очень грустно, что за три года, которые Нина Сергеевна работает в училище, ни один человек на ее уроках не был. В слове «артистизм» завучу музыкального училища чудится нечто предосудительное. Жаль! Уроки действительно артистические. Но должна сказать, что я недаром говорю о Нине Сергеевне мимоходом. В истории, здесь рассказанной, меня беспокоит не она. Меня гораздо больше беспокоит Жохов.

Я не верю письму Жохова, но давайте представим себе, что каждое слово в этом письме — правда. Значит, сначала он сблизился с женщиной, чтобы она помогла ему поступить в училище. А потом написал об этом по начальству, чтобы не навлечь на себя гнева этого самого начальства.

Да, его очень беспокоило то, что предместкома давно уже подозревает его в неблаговидных отношениях с Ниной Сергеевной. Разумеется, не за нее он беспокоился, а за себя. Следом за своим большим письмом на имя дирекции он написал еще одно маленькое на имя председателя месткома: «Уважаемый тов. К., прошу вас извинить меня за то, что в октябре сего года сказал вам неправду, скрыв от вас тот факт, о котором вы давно догадывались».