Как только Рябинин спрятал красную книжечку, Над его головой вспыхнули слова: «Проходите. Дверь от себя». Он толкнул её и оказался в комнате-шлюзе перед другой, точно такой же дверью. Сержант улыбнулся, чем-то щёлкнул, и над дверью вспыхнула другая табличка: «Проходите. Дверь к себе».
Рябинин вошёл в комнату для следователей — большое помещение с полированными столами, ковром на полу, цветами по углам и двумя белыми телефонами. Здесь следователи выписывали требования на вызов заключённых, ждали, а главное, встречались друг с другом и обменивались новостями. Здесь слышались вздохи и носились слова об отсрочках, доказательствах, составах преступлений и статьях кодекса. Стой здесь магнитофон, он бы накрутил сотни метров плёнки интереснейших историй. Но сейчас — конец дня, никого не было.
Рябинин написал требование, отметил его у женщины-старшины и прошёл ещё два шлюза, где процедура с удостоверением и светящимися табло повторилась. В дежурной комнате он получил ключ и пошёл по длинному коридору, с обеих сторон которого темнели частые двери кабинетов-камер. Ему была нужна семнадцатая.
В камере он достал том дела, приготовил бланк протокола допроса и огляделся.
Комната метра два на три, стены в рост человека красиво забраны деревянными панелями, пол из цветных полихлорвиниловых плиток, лампа дневного света, посреди полированный стол и два стула. Обычная, даже современная служебная комната, если бы не высоко в стене, у самого потолка, маленькое прямоугольное окошко с толстыми стальными прутьями; если бы не каменный полусводчатый потолок, если бы не стулья, привинченные к полу намертво.
— Вам придётся подождать, — сказала разводящая. — Топтунов в бане.
На этот случай в портфеле у Рябинина всегда были журналы и газеты.
Через полчаса ввели сутулого пожилого мужчину. Он поздоровался и сел на свой привинченный стул боком к следователю да ещё отвернулся, оставив Рябинину для обозрения затылок. Мужчина не спросил, кто к нему пришёл, зачем.
— Чего же, Топтунов, не интересуетесь, кто я?
— Наверное, следователь, — вяло ответил он, мельком глянув на Рябинина. Его даже не интересовало, почему другой следователь.
— Моя фамилия Рябинин, буду дальше вести ваше дело.
— Ага, дальше, — согласился Топтунов, показывая опять затылок в мелких пересекающихся бороздках, будто его изъела моль. — А мне всё равно, кто его будет вести и куда, — добавил он стенке.
— Кто будет вести, может, и всё равно. А вот куда… — осторожно сказал Рябинин.
— Да всё вы ведёте в одну сторону.
Видимо, Юрков работал с ним без контакта. Рябинин так не умел, он всегда добивался, чтобы подследственный ему верил.
— Я буду вести в законную сторону, — заметил он.
От этой банальной фразы Топтунов даже не шелохнулся.
— У меня была ваша жена.
Топтунов сидел. Только чуть дёрнулось плечо, словно он согнал надоедливую муху.
— Передавала вам привет.
Топтунов никак не показал, что он слышит. Значит, это были ещё не те слова, которые всегда трудно отыскать, не зная человека. Рябинин-то надеялся, что упоминание о жене, о том, что она приходила, всколыхнёт подследственного.
— Ну что ж, — вздохнул следователь, — тогда расскажите, что вам известно о похищении пятидесяти тонн масла.
— Я их не похищал, — сразу отрезал Топтунов.
— А где же оно?
— Не знаю.
— Товарищ Топтунов, — мягко начал Рябинин, осторожно выбирая слова.
Подследственный вдруг резко обернулся и громко спросил:
— Чего-чего?
— Как чего? Я ещё не сказал, — удивился Рябинин. |