– И?

– И нахожу себя дьявольски привлекательным.

– Я ещё на первом курсе запомнил, что с самооценкой у тебя всё в порядке. Боюсь, с таким подходом к здоровью ты не дотянешь до пятидесяти, – последнюю фразу Андрей произнёс на полном серьёзе.

– Нашёл, чем удивить, – пожал плечами Дик. – А какой, скажи, смысл, жить до глубокой старости?

Андрею нравились разговоры, изрядно подкреплённые спиртным, на философские темы. Он удобнее развалился на стуле.

– С такой логикой можно прийти к выводу, что не стоило и рождаться, – сказал он.

– А стоило?

– Надеюсь ты это не серьёзно. Конечно, стоило. Ты молодой мужик и не имеешь права распускать сопли.

– Никто и не распускает, – обиделся Дик. – Просто я не вижу разницы между смертью в пятьдесят лет или смертью в семьдесят пять.

– Пятьдесят ещё почти молодость.

– Ну да, – Дик показательно усмехнулся, – кто-то и в шестьдесят становится отцом.

– Ты так говоришь, потому что у тебя нет цели в жизни.

– Ты хотел сказать нет семьи. Даже подруги нет, потому что я жирный и храплю по ночам.

– Я сказал, что хотел. У меня тоже нет семьи, зато есть цель.

Дик внимательно посмотрел на захмелевшего друга.

– Скучаешь по жене?

Андрей не сразу нашёлся с ответом. После смерти Ирины прошло время, и боль притупилась. Только он до сих пор не разобрался, была ли это боль от измены или от смерти.

– Скорее сожалею, – признался он. – Особенно когда просыпаюсь в одиночестве.

Делиться с другом подробностями преследующего его сна он не хотел.

– Привычка свыше нам дана, замена счастию она, – процитировал Дик фразу из Евгения Онегина.

– В измене всегда виноваты двое.

– Ты это брось. Она наставила тебе рога и поплатилась за это.

– Выбирай выражения, – произнёс Андрей устало. – Я любил её.

– Ты может и любил. А она? Будь она жива, сколько ещё продлился бы ваш брак?

Андрей никогда об этом не задумывался. И всегда гнал прочь подобные мысли.

– Молчишь?

Андрей действительно молчал. Да и что он мог сказать.

– Тогда позволь мне объяснить тебе, как устроена жизнь, – наседал Дик, не забывая, однако, прикладываться к бутылке. – А устроена она примитивно. Ты рождаешься, мучаешься несколько десятков лет, а потом загибаешься от какой-нибудь запущенной болячки. Могила зарастает сорняками и о твоём существовании напоминает только запись на могильной плите. Со временем и она разрушается, становясь последним пристанищем ещё для какого-нибудь бедняги. Вот и всё. Мрак и пустота. Бога нет. Пей лучше пиво.

– Я и так пью. К чему ты клонишь?

– На земле семь или уже восемь, поди посчитай всех, миллиардов людей. Из них половина самок. Твоя самка нашла более удобного самца. Не случись трагедии, она ушла бы от тебя к нему. Не в этом году, так в следующем. А если бы не ушла, то её следовало отпустить на все четыре стороны. А ты зачем-то посыпаешь голову пеплом и винишь себя в этом. Да, винишь, и не смотри на меня так. Природа наградила Ирину хорошим телом и она, не будь дурой, пользовалась этим.

– Когда ты успел стать таким циничным?

– Или ты думаешь, что штамп в паспорте означал вечную любовь? Не смеши меня. Люди ищут там, где лучше. Им всегда чего-то не хватает. Измены, разводы, смерть – это и есть жизнь. День за днём, ночь за ночью. И как не молись, страдания подстерегают на каждом шагу.