Ксения подбежала к окну в спальне. Никакой машины там, у подъезда, разумеется, не было. Что он, глупый, стоять под окнами и ждать неизвестно чего? Ксения не могла удержаться, чтобы не полюбоваться на то, как в свете фонаря кружатся крупные снежинки. Почти зима, подморозило. Тихо, красиво. И прохожих мало, потому что уже поздно. С работы в это время приходят одни только трудоголики и такие карьеристы, как этот противный Попов. Ксения подумала, что вспомнила его совсем некстати. Не надо так плохо думать о покойниках. Его уже нет. Поэтому надо говорить про себя: «Он был хороший, хороший… Ну, не такой уж и плохой…»

Она вздрогнула. А ведь Анатолий из подъезда не выходил. Куда же он делся? В лифте, что ли, застрял? Или она его прозевала?

Нет, не может быть. По всем правилам Анатолий должен был пройти как раз под фонарем, потому что к ближайшей станции метро именно в эту сторону. Даже если бы он пошел в противоположную, все равно должен был мелькнуть возле подъезда. Если только не нырнул под балконами первого этажа, на узкую, обледеневшую тропинку. Но зачем? Там темно, скользко, да и от кого надо прятаться?

Ксения никак не могла отделаться от тревожного предчувствия. Да что ж это такое? И надо же было подойти к этому окну! Вот так всегда: не знаешь — и не переживаешь. Пошла бы сразу собирать чемоданы и не задумалась бы сейчас над тем, почему Анатолий не вышел из подъезда. Дуреха! Так тебе и надо!

И Ксения пошла за теплой курткой в прихожую. Все равно надо забрать из ящика почту. Хотя какая может быть почта? Письма от поклонников? Она даже усмехнулась. В ящике полно только газет и маленьких бумажек с рекламой, которые обрадованные сломанным кодовым замком распространители напихивают туда битком.

Но она все равно оделась и взяла связку ключей.

«Спущусь. По крайней мере, успокоюсь».

Маленький лифт сломался, и Ксения долго ждала, пока приедет грузовой. Окно на площадке было открыто, из него страшно дуло, и снежинки набивались между стеклами, уже не тая.

Все эти мелочи она вспоминала потом, потому что мысленно так и осталась перед лифтом, на площадке между этажами. Только это ей хотелось помнить, а все, что произошло потом, — забыть.

Гейм пятый

15: 0

Лампочку в подъезде все-таки ввернули. Слишком яркую, потому что свет резал глаза. Ксения, моргнула несколько раз, выйдя из лифта. Пригляделась и вздохнула с облегчением: возле почтовых ящиков никого нет. Никакого ужасного мертвеца с ножом в спине. Она спустилась, выгребла из ящика ворох газет и рекламных проспектов.

«Значит, я его все-таки прозевала», — подумала она.

Зачем Ксения решила выйти на улицу, она сама так и не поняла. В подъезде были две двери: входная, железная, со сломанным теперь кодовым замком и другая, деревянная, перед маленьким «предбанником». Словно две шлюзовые камеры, пропускающие людей из холода в тепло. Эта вторая, деревянная дверь была открыта. Ксения подумала, что за ней очень удобно прятаться, если хочешь, чтобы вышедший на улицу человек тебя не заметил.

Он и не заметил. Анатолий Воробьев, который лежал навзничь перед первой, железной дверью.

Ксения глубоко вздохнула и выронила из рук газеты. Они посыпались прямо на мертвое тело Анатолия. Маленькая бумажка с яркой цветной картинкой упала в темное пятно на ледяном полу. Ксения почему-то хотела поднять именно ее, но с ужасом поняла, что это кровь, и кровь еще теплая. Его убили минут десять назад, не больше.

Она постояла несколько минут, ежась от холода, потом нагнулась и стала собирать газеты. Но вдруг опомнилась: «Что же это я делаю?»

Железная дверь ржаво заскрипела. Какой-то мужчина вошел в подъезд, громко выругавшись:

— Черт, когда же наконец замок починят! Халявщики, так твою разэдак!

Потом он споткнулся о тело Анатолия Воробьева и выругался еще раз:

— Черт!

— Тихо! — почему-то сказала Ксения.