— Не поможет ли вам сэр Питер? Вы говорите, что у него единственный сын, и если с этим сыном что-нибудь случится, вы — ближайший наследник.

— Мой отец поссорился с сэром Питером и завел против него вздорную и безобразную тяжбу. Не думаю, чтобы я мог обратиться к дяде за деньгами, для того чтобы получить место в парламенте на скамьях демократов. Мне малоизвестны его политические убеждения, но я предполагаю, что сельский джентльмен старинной фамилии, имеющий десять тысяч фунтов годового дохода, не может быть демократом.

— Стало быть, вы тоже не будете демократом, если вдруг из-за смерти кузена сделаетесь наследником Чиллингли?

— Я сам не знаю, что может произойти в таком случае. Бывают времена, когда демократ хорошего происхождения и с прекрасным поместьем может занять очень высокое место в среде аристократии.

— Гм, любезный Гордон, vous irez loin!

— Надеюсь. Сравнивая себя с другими людьми моего времени, я вижу не многих, которые могли бы быть мне равными.

— Что представляет собой ваш кузен — Кенелм? Я встречал его раза два, когда он был еще очень молод и воспитывался под руководством Уэлби в Лондоне. Тогда говорили, что он очень умен, мне же он показался большим чудаком.

— Я никогда его не видал. Но, судя по всему, мудрец он или чудак, Чиллингли вряд ли достигнет чего-нибудь в жизни — это мечтатель.

— Пишет стихи, должно быть?

— Полагаю, способен и на это.

Тут в комнату вошло еще несколько гостей и среди них дама, наружности необыкновенно изысканной и привлекательной — несколько выше среднего роста и с каким-то неуловимым благородством в лице и осанке. Леди Гленэлвон была одной из цариц лондонского света, я ни одна из них не была бы менее суетной или более царственной.

Рядом с этой дамой шел Майверс Чиллингли. Гордон и Майверс дружелюбно кивнули друг другу. Первый вышел и вскоре затерялся в толпе других молодых людей, в среде которых он пользовался популярностью, так как хорошо и легко говорил о предметах, их занимавших. Впрочем, это не сближало его с ними до подлинной дружбы.

Дэнверс ушел в угол соседней комнаты, где стал угощать французского посла своими воззрениями на положение Европы и реорганизацию министерства вообще.

— Уверены ли вы, — обратилась леди Гленэлвон к Майверсу, — что мой старый и юный друг Кенелм здесь? Я тщетно искала его везде; мне было бы так приятно опять встретить Кенелма.

— Я видел его мельком полчаса назад, но, прежде чем мне удалось ускользнуть от геолога, который надоедал мне разговорами о силурийской системе, Кенелм исчез.

— Может быть, это был его призрак?

— Конечно, мы живем в самом легковерном и суеверном веке, и множество людей уверяют меня, что они разговаривали с духами умерших, которые сидели под столиком. Поэтому с моей стороны было бы дерзко сказать, что я не верю в привидения.

— Расскажите мне об этих загадочных историях с вертящимися столиками, сказала леди Гленэлвон, — вот здесь, за этим трельяжем есть очаровательный уголок.

Но не успела она войти туда, как отступила с испугом и восклицанием изумления. Там за столом сидел молодой человек, опершись подбородком на руку и склонив в рассеянной задумчивости голову. Так неподвижна была его поза, так спокойно и грустно его выражение лица, так чужд он был всему этому пестрому, но блистательному скоплению людей, которое кружило около созданного им для себя уединения, что его можно было бы принять за одного из тех посетителей из иного мира, чьи тайны хотела постичь вторгшаяся к нему дама. Присутствия ее он, очевидно, не заметил. Оправившись от изумления, она подошла к нему, положила руку на плечо и тихим, кротким голосом произнесла: "Кенелм.