И Кенелм снова зевнул.

— Неужели у тебя нет друзей среди университетских товарищей?

— Друзей? Безусловно, нет. Но полагаю, что у меня есть враги, которые, по правде говоря, ничем не хуже друзей, только они не причиняют такой боли.

— Ты хочешь сказать, что был в Кембридже совершенно одинок?

— Нет, почему же, в мою жизнь много вносил Аристофан и кое-что конические сечения и гидростатика.

— Античные авторы и научные книги? Сухая компания!

— По крайней мере невинней любителей выпить. Скажи, ты когда-нибудь бывал пьян?

— Пьян?

— Я пробовал однажды напиться в компании молодых товарищей, которых ты рекомендуешь мне в друзья. Мне это плохо удалось. На другой день я проснулся с головной болью. Университетская жизнь вообще способствует головной боли.

— Кенелм, мой мальчик, для меня ясно одно: ты должен отправиться путешествовать.

— Как тебе угодно, отец. Марк Антоний говорит, что для камня все равно, бросают его вверх или вниз. Когда же я должен отправиться в путь?

— Очень скоро. Разумеется, необходимы кое-какие приготовления — прежде всего тебе нужен спутник. Я не говорю: гувернер — ты слишком умен да уже и не в том возрасте, чтобы нуждаться в гувернере, — но кто-нибудь твоих лет, приятный, разумный и благовоспитанный.

— Моих лет? А что, лицо это будет мужского или женского пола?

Сэр Питер попытался нахмурить брови, но мог только произнести с важным видом:

— Женского! Если я сказал, что ты уже вырос для гувернера, то это потому, что до сих пор ты, по-видимому, мало поддавался женским чарам. Могу я узнать, включил ли ты в свои научные занятия предмет, которым не овладел вполне еще ни один мужчина — изучение женщины?

— Да, конечно. Ты ничего не имеешь против, если я поймаю еще одну форель?

— Бог с ней, с твоей форелью! Итак, ты изучал женщин. По правде говоря, я этого не предполагал. Где же и когда ты постигал эту отрасль науки?

— Когда? С десяти лет. Прежде всего в твоем собственном доме, а потом в колледже. Тише: кажется, клюнула! — И еще одна форель, покинув родную стихию, прыгнула прямо на нос сэру Питеру, откуда была торжественно препровождена в корзинку.

— С десяти лет, в моем доме? Это, должно быть, вертихвостка Джейн, младшая горничная…

— Джейн? Нет, сэр: Памела, мисс Байрон, Кларисса — все женщины Ричардсона, которые, по словам Джонсона, "заставляли страсти подчиняться велениям добродетели". Надеюсь, что утверждение Джонсона не ошибочно, ибо я нашел всех этих женщин в твоих личных комнатах.

— Вот как! — сказал сэр Питер. — Только и всего.

— Все, что я помню из того времени, когда мне было десять лет, ответил Кенелм.

— А у мистера Уэлби или в колледже, — робко продолжал сэр Питер, — твое знакомство с женщинами было такого же рода?

Кенелм покачал головой.

— Гораздо хуже. В колледже женщины были совсем испорченные.

— Еще бы, когда такое множество молодых людей гонялось за ними!

— Очень немногие гонялись за женщинами, о которых я говорю, их скорее избегали.

— Тем лучше.

— Нет, отец, тем хуже; без близкого знакомства с этими женщинами нечего и поступать в колледж.

— Выражайся яснее.

— Всякий получающий классическое образование волей-неволей знакомится с их обществом: Пиррой, Лидией, Гликерой, Коринкой и многими в таком же роде.