Молодые люди дружелюбно вошли в дом. Девушки уже отправились спать, одна хозяйка ждала Кенелма, чтобы проводить его в комнату для гостей, красиво обставленную двадцать два года назад по случаю свадьбы хозяина. Эта комната была тогда отделана на средства матери миссис Сэндерсон и предназначена для нее самой. Канифасовые занавески и клетчатые обои казались такими же новыми и чистыми, как двадцать два года назад.

Оставшись один, Кенелм разделся. Но, прежде чем лечь, он обнажил правую руку, согнул ее и внимательно осмотрел и проверил состояние мышц, поглаживая левой рукой шаровидную выпуклость верхней части руки. Довольный размером и твердостью этой принадлежности боксера, он вздохнул и тихо произнес:

— Боюсь, что мне придется вздуть Тома Боулза.

Пять минут спустя он уже спал.

ГЛАВА X

На следующий день сенокос был окончен, большую часть уже высохшего сена увезли и начали метать в стога. Кенелм работал так же усердно, как и накануне, когда его похвалил Сэндерсон. Но, вместо того чтобы отказываться, как прежде, от знакомства с мисс Джесси Уайлз, он к полудню постарался оказаться поближе к этой опасной красавице и начал с ней разговор:

— Я боюсь, что вчера обошелся с вами грубовато, и хочу просить у вас прощения.

— Ах, это мне следовало бы просить у вас прощения за то, что я осмелилась заговорить с вами, — ответила девушка тем простым и ясным английским языкам, который теперь гораздо больше распространен среди деревенских жителей, чем уверяют нас многие популярные романисты, — но я подумала, что вы у нас, наверно, чувствуете себя чужим. Я просто хотела сделать вам что-то приятное.

— Я в этом совершенно уверен, — заметил Кенелм, рыцарски сгребая ее охапку сена вместе со своей. — И я очень хотел бы дружить с вами. Кажется, уже пора обедать, а миссис Сэндерсон наполнила мои карманы превкусными сандвичами с мясом, которыми я буду рад поделиться, если вы не откажетесь отобедать со мной здесь, вместо того чтобы идти домой.

Девушка поколебалась, потом покачала головой.

— Боитесь, что ваши соседи сочтут это дурным?

Джесси мило поджала губки и сказала:

— Я не очень забочусь о том, что говорят люди, но ведь это и вправду будет нехорошо?

— Вовсе нет. Позвольте мне успокоить вас. Я пробуду здесь всего дня два, и нам вряд ли придется встретиться еще, но, прежде чем я уйду, я был бы рад оказать вам хоть небольшую услугу.

Говоря это, Кенелм перестал ворошить сено и, облокотившись на грабли, в первый раз внимательно посмотрел на прекрасную работницу.

Да, она решительно хороша, хороша на редкость: ее пышные каштановые волосы были изящно причесаны и убраны под соломенную шляпу, без сомнения, ее собственной работы, ибо ничто так не развивает в деревенской девушке кокетства, как умение плести шляпы. У нее были большие кроткие голубые глаза, тонкие мелкие черты, а лицо, хотя и со здоровым румянцем — нежнее, чем обычно у сельских красавиц, подверженных действию ветра и солнца.

Она улыбалась, слегка краснея, пока Кенелм рассматривал ее, и, подняв глаза, бросила на него кроткий и доверчивый взгляд, который Мог бы пленить философа и обмануть завзятого волокиту. И все же Кенелм по интуиции, которая часто бывает вернее рассудочного знания, полного сомнений и противоречий, тотчас почувствовал, что в душе этой девушки кокетство, может быть, бессознательное, соединялось с невинностью ребенка.