|
Мне гораздо выгоднее заплатить ей сорок пять фунтов отступного, которые я верну от будущего арендатора, по крайней мере отчасти, а если бы даже и не вернул, все равно повышение арендной платы составит хороший процент с затраченной суммы. Теперь вы проезжая через нашу деревню случайно принимаете участие в романтической любви нуждающегося калеки, который при величайшем трудолюбии едва успевает оградить себя от нищенства, и ветреной девушки, у которой нет шести пенсов за душой, и желаете, чтобы я принял этих более чем ненадежных арендаторов вместо вполне состоятельных, и это еще за арендную плату на одну треть менее обычной. Предположим, что я исполню вашу просьбу, — Что станется с моей славой сторонника деловой справедливости? Я проложу путь для обхода всей моей системы управления и дам повод ко всякого рода просьбам друзей и соседей. Отвергать эти просьбы у меня уже не будет разумного права, раз я так легко уступил незнакомцу, которого, может быть, никогда больше не увижу. Да, наконец, уверены ли вы, что, уговорив меня, достигли бы своей доброй цели? Разумеется, очень приятно думать, что ты составил счастье молодой четы. Но если молодая чета не сумеет вести свои дела в лавочке, ей преподнесенной, а это весьма вероятно — Из сельских жителей редко выходят хорошие торговцы, — и очутится с целой кучей детей и с заработком, который добывается не сильными руками дюжего фермера, а слабыми пальцами полубольного калеки, искусно плетущего корзинки, на которые в наших местах почти нет спроса, не будете ли вы способствовать несчастью тех, кого думали облагодетельствовать?
— Я уклоняюсь от всяких прений, — ответил Кенелм с таким уничтоженным и опечаленным видом, что разжалобил бы белого медведя или прокурора. — Я все больше убеждаюсь, что из всего лживого на свете благотворительность величайшая ложь. Казалось бы, так легко делать добро, а на самом деле это почти невозможно. В нашей отвратительной цивилизованной жизни постоянно натыкаешься на какую-нибудь систему. Система, мистер Трэверс, это раболепное подражание слепому тиранству законов, которые мы в неведении нашем называем естественными, некоего механического начала, управляющего миром с помощью неумолимых общих правил, без малейшего уважения к благоденствию индивидуума. В силу естественного закона одни существа питаются другими и крупные рыбы пожирают мелких. Но для мелких рыб система эта весьма тягостна. Каждая нация, каждый город, каждая деревенька, каждое занятие — все имеет свою систему. Благодаря системе пруд кишит рыбой, причем большое число мелкой способствует увеличению размера одной крупной. Спасти одного пескаря от зубов щуки — благотворительность бесцельная. Вот я сейчас хотел сделать то, что мне казалось самой простой вещью на свете — попросить джентльмена, такого же доброго по натуре, как и я сам, разрешить старухе сдать свое жилище достойной молодой чете, а мне — заплатить из собственных денег требуемое отступное. И что ж? Я натолкнулся на систему и нарушаю все законы, по которым повышают арендную плату и улучшают имение. Вам нечего жалеть, что вы не побили Тома Боулза, мистер Трэверс. Вы побили его победителя, и я отказываюсь от всякой мечты о дальнейшем вмешательстве в естественные законы, которыми управляется деревня, которую я так бесплодно посетил. Я хотел удалить Тома Боулза из этой мирной общины. Теперь пусть он возвращается к своим прежним привычкам, женится на Джесси Уайлз, что, вероятно, и сделает, а потом… — Постойте! — воскликнул Трэверс. — Вы хотите сказать, что смогли бы уговорить Тома Боулза выехать из деревни? — Я уговорил его уехать при том условие что Джесси Уайлз выйдет за корзинщика, но так как об этом теперь и речи быть не может, я обязан сообщить ему о результате нашей с вами беседы, и он, конечно, останется. — Но если он уедет, что будет с его кузницей? Мать не может вести его дела, а этот участок земли — единственный в деревне, не принадлежащий мне, иначе я давно выселил бы Боулза. |
