Изменить размер шрифта - +
Его худощавая стройная фигура и смуглое, не выражающее никаких эмоций лицо всегда производили на нее неизгладимое впечатление. Он мог служить образцом настоящего военного. Сердце ее трепетало, пока она быстро спускалась к нему по лестнице. Мадам тщательно подготовила свою речь, но все предложения вылетели у нее из головы, когда он остановился и посмотрел на нее. Вместо этого она смогла выдавить лишь какую-то нелепую бессмыслицу на корявом английском.

Поначалу он вежливо слушал, но потом резко оборвал ее:

— Как уже говорил, я очень рад, что вы смогли к нам вернуться. Моника по вам очень скучала…

— У нее сейчас появилась новая игрушка…

— И несомненно, такая, — перебил полковник, — которая ей была необходима… Ваш выбор обычно безупречен… А если понадобится что-либо еще, сообщите мне.

Полковник уже начал отворачиваться, чтобы двинуться дальше.

— Но я не выбирала ее. Она ужасна. Ужасна…

Полковник улыбнулся одной из своих редких улыбок.

— Конечно, все детские игрушки ужасны, но если ей нравится… Я ее не видел, поэтому судить не могу… Если вы сможете найти что-то получше… — И он пожал плечами.

— Но я не покупала ее, — воскликнула мадам в отчаянии. — Ее принесли. Она сама издает звуки — какие-то слова. Я видела, как она двигается, сама по себе. А ведь это кукла.

Он уже дошел до входной двери, но тут резко обернулся, словно в него выстрелили. Лицо его вмиг побледнело, а в пылающих гневом глазах промелькнуло и тотчас исчезло иное чувство.

— Кукла, — повторил он абсолютно спокойным голосом. — Вы сказали «кукла»?

Но выражение лица полковника привело ее в такое замешательство, что она тотчас сбивчиво рассказала о принесенной посылке. Вопрос же о том, был ли уничтожен сверток, как он настрого наказывал, еще больше смутил ее.

— Так его не уничтожили? — спросил Мастерс с таким негодованием, словно неподчинение приказам было чем-то невозможным.

— Я думаю, что его выбросили, — уклончиво ответила гувернантка, не смея поднять глаз, ведь она пыталась выгородить кухарку. — А Моника, наверное, нашла.

Мадам презирала себя за трусость, но его напряженность развеяла все ее сомнения. Она осознала, что желает оградить его от боли; осознала, что именно его, а не Моники безопасность и счастье волнуют ее.

— Кукла говорит! И еще двигается, — с отчаянием прокричала она, заставив себя наконец взглянуть на него.

Полковник Мастерс, казалось, окаменел, даже дыхание прервалось.

— Вы говорите, она у Моники? Дочь играет с ней? Вы видели движения и слышали звуки, похожие на слова? — негромко спрашивал он, словно разговаривая сам с собой. — Вы слышали своими ушами? — почти шепотом повторил он.

Не найдя слов для ответа, она просто кивнула. Его ужас передался ей, будто принесенный порывом ледяного ветра. В глубине души полковник был очень напуган. Вместо того чтобы взорваться в ответ или раскритиковать ее, он говорил тихо и спокойно.

— Вы поступили правильно, что пришли и рассказали все мне, абсолютно правильно, — добавил полковник так тихо, что она едва разобрала слова, — я ожидал чего-то подобного… рано или поздно… так должно было случиться…

Его голос совсем затих. Полковник достал платок и вытер лицо.

И тут, почувствовав безмолвную мольбу о сострадании, женщина осознала, что ее страх улетучивается под натиском нахлынувших эмоций. Она подошла ближе и посмотрела ему в глаза.

— Взгляните на девочку сами, — сказала она с неожиданной твердостью.

Быстрый переход