Когда она закончила речь, в дом явились стражники из дворца, чтобы отвести Валериана и Тибурция в храм Юпитера.

Когда их подвели к истукану божества, они отказались приносить ему жертву. Они не пожелали преклонить колени или воскурить фимиам кумиру. Вместо этого они упали на колени и стали молиться истинному Богу. За это их обезглавили на месте – и души их воспарили на небеса.

При их казни присутствовал Максим. Позже он рассказывал, что видел, как души двух святых поднимались в рай в сопровождении ангелов, осиянных светом. Он плакал, когда рассказывал об этом другим, но эти его слезы обращали всех слушателей в истинную веру. Алмахий же, когда услыхал об этом, приказал засечь Максима до смерти свинцовыми розгами.

Тогда святая Цецилия взяла его тело и похоронила рядом с Валерианом и Тибурцием, под тем же простым камнем. Но тут Алмахий нанес новый удар. Он велел отвести саму деву в храм Юпитера, чтобы она воскурила благовония перед идолом.

Но дворцовые стражники уже обратились в истинную веру благодаря ее проповедям. Они громко зарыдали и сознались в том, что сами – христиане.

«Мы верим в то, что Христос – Сын Божий, – объявили они префекту. – Мы верим в то, что Он – Господь, воплотившийся в человеческом обличье. А эта святая дева – Его служительница. Мы клянемся в этом, пускай даже нас самих приговаривают к смерти!»

Услышав все это, префект приказал привести к нему Цецилию. Вначале он спросил у нее, какого она рода и звания.

«Я родилась и выросла в знатном семействе», – ответила она.

«Скажи мне вот что, – продолжал Алмахий. – Какую религию ты исповедуешь? Каковы твои верования?»

«Ты очень глупо задаешь вопросы. Спрашиваешь две вещи сразу. Разве это умно?»

«Почему это ты дерзишь мне?» – возмутился Алмахий.

«Почему? Да потому что у меня чистая совесть. Потому что я пришла сюда без страха».

«Ты что же – не уважаешь мою власть?»

«Власть твоя ничтожна. Могущество любого смертного – все равно что пузырь, наполненный воздухом. Проткни его иглой – и он лопнет. Останется только пшик».

«Ты начала беседу в неверном ключе. А теперь оскорбляешь меня. Разве ты не слышала приказ нашего правительства хватать и карать всех христиан? Но если они отрекутся от своей так называемой веры, то их избавят от наказания».

«Правители ошибаются. И ты, и другие чиновники – все вы ошибаетесь. Вы объявляете нас виновными, придумав этот глупый закон. Вы все прекрасно знаете, что мы не повинны ни в каких преступлениях. Мы – христиане, мы чтим имя Христово. Вот и все. В чем наша вина? Мы никогда не отречемся от своей веры – мы знаем, что она истинна и справедлива».

«У тебя есть выбор, – сказал Алмахий. – Или отрекись от веры, или прими смерть. Иного не дано».

Услышав его слова, Цецилия рассмеялась:

«Какой же ты простачок! Неужели ты думаешь, что я отрекусь от своей непорочности, чтобы сделаться грешницей? Разве ты не видишь, что выглядишь смешно? Топаешь ногами, сверкаешь глазами. Ты беснуешься передо мной, словно умалишенный».

«Глупая женщина! Ты не понимаешь, какой властью я наделен. Правители нашей земли дали мне право карать смертью и миловать – и тебя, и любого другого гражданина. И ты осмеливаешься со мной так разговаривать? Ты спесива паче меры!»

«Я лишь говорю тебе правду. Я ничуть не спесива. Ведь нас, христиан, научили ненавидеть грех гордыни. А если хочешь услышать еще одну истину – то я скажу тебе еще кое-что.