Короче говоря, мутит воду Зухос, сбивает „вооруженные бандформирования" и готовит мятеж. Самое интересное, что Зухос этот не прост. Если верить Турбону, то тип этот – подобие Волан де Морта, пакостливый чародей и злой волшебник. Я понял так, что Зухос здорово владеет гипнозом и всякими такими штучками, как Вольф Мессинг. Того даже Сталин опасался, и совершенно зря – Мессинг был воспитанным человеком и скромным ученым. А будь у него гены негодяя? Зомбировал бы Иосифа Виссарионовича, Лаврентию Павловичу приказал бы застрелиться – весь СССР лег бы к его ногам…»

Сергий подумал, что бы еще такого написать, и склонился к пергаменту:

«Премию императорскую мы потратили на дело – улучшили жилищное положение, переехав в соседнюю квартиру, побольше. Теперь у нас, у каждого, по комнате-кубикуле, а рабы ютятся в экседре… Шучу! Там такая экседрища… Хоть танцуй! Там мы, пока нас не будет, Киклопа поселили. Сдал Киклоп… Грива его поседела вся, и глаз потускнел. Худо Киклопу без Авидии… Никто его больше не окликнет нежным голоском: „Киклопик!"

Лобанов зажмурился, пережидая прилив тоски, и вяло, пересиливая натуру, дописал: «Когда я его позвал, он сразу согласился. „Сейчас, говорит, только вещички перетащу…" И перетащил – три здоровых воза! Дорогущую мебель вывез из дома Нигринов – субселлии всякие, картабулы, кровати бронзовые… Одна моноподия чего стоит. У нее столешница из редкостного цитрусового дерева, и цена ей – триста тысяч сестерциев! Десять пудов серебра. „А чего такого? – бурчал Киклоп. – Имею право… Это наследство Авидии!"

А я будто спорю. Так что сейчас наша квартирка обставлена, как в лучших домах Рима…»

Сергий скатал папирус и сунул его в тубус. Хватит на сегодня… И задумался. А если археологу будущих веков повезет, и он эти мемуары откопает? Расправит дрожащими руками древний папирус, а там все по-русски! Нет, так дело не пойдет. Роксолан вынул папирус обратно, порвал написанное, а клочки выбросил в море.

– Сползайтесь, тюлени, – проворчал он, – разговор имеется…

– Мне отсюда хорошо слышно, – уверил его Гефестай, копаясь в бороде и не открывая сожмуренных глаз. Котяра на солнышке…

– Подползай, давай! Не нарушай режим секретности.

Гефестай вздохнул тяжко и перевалился, передвинулся на четвереньках. Опустился на колени и присел на пятки в манере индейского вождя.

– Вас это тоже касается! – окликнул Сергий рабов. – Эй, угнетенные!

«Угнетенные» живо приблизились и сели «во втором ряду», оказывая почтение «хозяевам». Для начала Роксолан провел политинформацию.

– Рим давно уже облизывался на Египет, – начал он, – а когда его орлы закогтили-таки Нильскую долину…

– Аки пиит глаголешь! – восхитился Эдик.

– А по сопатке? – поинтересовался Сергий и продолжил: – Египет для Рима важнее всех провинций, он на особом положении и подчиняется напрямую императору, а тот назначает префекта Египта, должность высокую и почетную, сенаторы за нее в драку лезут. Кстати, наш Марций Турбон тоже как-то удостоился повязок префекта Египта. Главное, он тогда из Мезии не вылазил, «контртеррористической операцией» руководил, даков «в сортире мочил», и повязки ему для пущей важности занадобились… Если разобраться, в Египте, кроме Нила и берегов, ничего больше и нет.