Урсула Рейнолд, жена стеклодува, распустила слух, якобы, чего-то выпив в Вашем доме, занемогла, и было у нее кровотечение, и Вас она винит, будто опоили ее колдовским зельем. Знаю, она взбалмошная, и слава у нее дурная, и занемогла она, верно, оттого, что вытравила ребеночка, — но как раз такие-то вот и распускают сказки, а потом уж добрым людям все правдой кажется. Другие, понаслушавшись этой Рейнолдши, тоже думают, что от Вас пострадали. Подлинно, общее безумие царит в такие времена, при неблагоприятном расположении звезд. Ну что Вы сделали этой стеклодувше? Она уверяет, будто Вы ее испортили, и теперь питает, думаю, глубокую ненависть ко всей нашей семье. Еще мне говорили, будто Кристоф с ней как-то там связался — о чем только думает юный лоботряс, что с такой бабой путаться?

И еще. Бойтельшпахер, школьный учитель, говорит, что ему тоже давали Вы питье, и от этого питья он, мол, и охромел. (Да что за питье такое, в котором, можно подумать, утопили Вы весь город?) Бастиан Майер говорит, вы дали жене его притирку, она помазалась, а после захворала и умерла. Кристофер Фрик, мясник, уверяет, будто у него чресла заболели, когда шел мимо Вас по улице. Даниель Шмид, портной, винит Вас в смерти двоих своих детей, Вы, мол, ни с того ни с сего ходили в дом и шептали над колыбелью заклинанья на незнакомом языке. Еще Шмид говорит, что, когда дети болели, Вы обучили жену его молитве, чтоб читать под открытым небом, в полнолуние, на кладбище, и дети исцелятся, а они все равно умерли. И самое дикое, мне говорили, будто ты, Генрих, свидетельствовал, что наша мать загнала теленка до смерти, а из туши собиралась жаркое приготовить! Да что же это делается? И — ах да, матушка, еще: один могильщик в Элтингене говорит, будто на могиле нашего отца Вы попросили парня этого откопать череп, с тем чтоб оправить в серебро и поднести мне, как чашу для вина. Да неужто же это правда? С ума Вы, что ль, сошли? Генрих, что тебе о том известно? Я сам не свой от беспокойства. Думаю, не приехать ли мне в Швабию, самому порасспросить. Дело, боюсь, нешутошное. Молю Вас, матушка, сидите дома, ни с кем не говорите, а главное, перестаньте Вы врачевать и зелья раздавать. Посылаю письмо мое прямо к герру Распе, и впредь так поступать буду, ибо меня известили, что прежде, невзирая на мои распоряжения, вы ходили к Бойтельшпахеру, чтобы читал вам письма — нашли к кому ходить!

Будьте осторожны, заклинаю вас, и молитесь за меня,

(Герр Распе, благодарю за сведения. Что же мне делать? Ведь ее сожгут, сожгут, о Господи! Вкладываю всегдашнее вознаграждение.)

_____

Прага

Ноябрь года 1609

Е. Рослину,

в Бухсвайлер, что в Эльзасе

Много мыслей мне приходит после твоего письма, но большую их часть оставлю при себе, чтоб, не дай Бог, еще сильней тебя не прогневить. С унынием я замечаю враждебость в отношении твоем к Antwort auff Röslini Discurs: поверь, у меня и в мыслях не было переходить на личности. Язык мой порой бывает груб и неловок, особенно если устал, а то и просто увлечен рассматриваемым предметом, как в этом случае и было. В моей статье хотел я поясней определить собственное отношение к астрологии. По-моему, я не чернил и не обелял науки, которой ты столь ревностный защитник. Неужто в последнем моем письме я назвал ее темной дурью? И что на меня находит и зачем я так! Прошу меня простить. Сейчас я постараюсь исправиться, и, сколько возможно, коротко и ясно объяснить истинное мое сужденье о сем предмете.