Они — кажуны.

— Да какая разница, Крис? — говорил ему крестный, местный кузнец с героической фамилией Форрест. — Главное, ты настоящий южанин, ты — дикси!

— Какая разница, кто ты, Кристофер, — через много лет скажет Анжела, первая любовь. — Главное, ты — белый. А я — нет.

— Какая разница? — засмеется Эрнест Хемингуэй, опрокидывая очередную рюмку. — Главное, Кейдж, ты — классный репортер.

Разницы не было, но проблем хватало. В Сен-Пьере, в родной пещере, «кейджен» понимали все, английский же учили в школе. Маленький Крис очень старался, но когда мама решила переехать в Новый Орлеан, выяснилось, что там совсем другой английский. Французский, впрочем, тоже. В Новом Орлеане он и стал Кейджем — в их уличной компании Кристофер уже наличествовал. А потом был Нью-Йорк — Большое Яблоко, где все пришлось учить по-новому.

Кристофер Жан Грант привык и уже ничему не удивлялся. Когда не хотелось откровенничать, говорил, что Кейдж — персонаж из комиксов, трехметровый детина сам себя шире. При этом гордо расправлял плечи и поправлял стекляшки на переносице.

— Gud'ning! — повторил он, и, вспомнив таки настоящий французский, хотел уточнить, однако не успел.

— Gud'ning? Gud'ning! Канада? Да, Канада! Малыш из Канады. Да? Нет! Малыш из Нью-Йорка, из «Мэгэзин», тогда почему «gud'ning»? Загадка, загадка, тра-та-та, ту-ту-ту!

И все — единой очередью, пулемету на зависть. Крис, пристроив стакан на столике, осторожно поднял взгляд — и узрел длинный-предлинный нос. Все прочее: и худые щеки, и узкие, словно выщипанные брови, и закрытые глаза — совершенно терялись на фоне этого совершенства. Нос… Нет! Клюв, причем не птичий, кальмару под стать.

Крису бы удивиться, но он не стал. Мир тесен, а «пивоварня» на бульваре Сен-Жермен — самое репортерское гнездо.

— Добрый вечер, мсье де Синес!

Они уже знакомы, пусть и вприглядку: гость из Нью-Йорка и великий Жермен де Синес (бульвару — тезка!), краса и гордость французской журналистики. Популярный настолько, что за его столик предпочитали не садиться. Руку подавали, однако не все и без всякой охоты.

Крис был далек от местных разборок. Мсье Кальмар — конечно, и хищник, и живоглот, но в Нью-Йорке приходилось встречать чудищ пострашнее. Европа, как ни крути, провинция, почти как его родной Сен-Пьер. Клюв? И что такого? У него самого, к примеру, очки…

— Малыш бледен, малыш грустен, малыш огорчен, тра-та-та. Почему? Включаем дедукцию…

И вновь — пулеметом, не открывая глаз. Клюв же, изменив положение, нацелился точно на собеседника.

— Дедукция, дедукция, ту-ту-ту… А зачем дедукция, когда все понятно, все как на ладони, варианта ровно два. Два-два-два! Ква-ква-ква! Первый — прекрасная незнакомка. Да-да-да! Это Париж, здесь полно прекрасных незнакомок, тра-та-та. Почему бы и нет? Малыш встретил ее, она была под вуалью, ту-ту-ту…

— Второй вариант.

Мсье Кальмар открыл один глаз — левый. Крис же поднял стакан повыше. Боль куда-то ушла, зато вернулся французский, и молодой человек вполне мог бы выразиться на языке Вольтера и Рембо:

«Ваше здоровье!»

Однако поскольку он — загадка, да еще и «ту-ту-ту», не хотелось обманывать ожидания.

— Сто лет, маста де Синес! Vivat!..

Это уже на «кейджен».

В каждом деле — свои традиции. И в каждом доме — свои. Допустим, арест, дело скучное и протокольное. Предъявить документы, установить личность, ясно и четко объявить о санкции, произвести обыск.