Изменить размер шрифта - +
.. » Центр поздравил лондонскую резидентуру с достигнутыми результатами: «Усилия сотрудников линии ПР

по противодействию антисоветской кампании в отношении южнокорейского самолета заслуживают особого внимания. » (172) Как и раньше, КГБ

переоценило собственный успех, по крайней мере, на Западе.
   Сомнения Запада в отношении первоначальной версии рейгановской администрации столь же подкрепляли домыслы о заговоре ЦРУ, сколь и советская

пропаганда. Самой влиятельной версией этого заговора в Британии, предложенной оксфордским политологом Р. У. Джонсоном, не имела ничего общего с

советским влиянием. Позже Джонсон писал: "С самого начала мне очень не понравилось официальное объяснение инцидента рейгановской администрацией.
   Сами собой напрашивались многие вопросы. « (173) Когда советская »Литературная газета« в собственной редакции представила статью Джонсона,

напечатанную »Гардиан«, автор был вынужден внести жесткий протест. Некоторые »активные действия« КГБ работали в обратном направлении. Например,

визит в Москву лауреата Пулицеровской премии журналиста Сеймура Херша по приглашению советских властей заставил его усомниться в заговоре ЦРУ.

Заместитель министра иностранных дел Георгий Корниенко сказал Хершу попросту и без стеснения: »Ваша задача - доказать, что самолет вторгся к нам

намеренно. " (174)
   Самым опасным последствием трагедии самолета КАЛ-007 стали ее отзвуки в Москве. Центр и Кремль лишь утвердились во мнении, будто рейгановская

администрация готовит далеко идущий антисоветский заговор. Хотя огромные просчеты советского командования войск ПВО были налицо, советские

руководители, включая Андропова, Огаркова и Крючкова, сами себя убедили в том, что рейс КАЛ-007 был американской разведывательной операцией.

Даже в эпоху Горбачева Громыко продолжал настаивать, что «человеку мало-мальски разумному ясно... что Вашингтон, по сути дела, защищал свой

самолет, что воздушный лайнер просто имел южнокорейские опознавательные знаки». Даже те, кто скептически относился к теории заговора ЦРУ,

рассматривали действия Вашингтона как провокационные и способствующие эскалации напряженности в отношениях между Востоком и Западом. Советских

студентов отозвали из Соединенных Штатов под предлогом того, что в условиях антисоветской истерии их жизнь находилась в опасности. Дома их

встречали чуть ли не с цветами, как ветеранов боевых действий.
   Советско-американский конфликт торпедировал встречу министров иностранных дел по вопросам европейской безопасности, которая должна была

состояться в Мадриде 8 сентября. «Ситуация в мире, - говорил Громыко, - сейчас скатывается к краю очень опасной пропасти... Предотвращение

ядерной войны остается главной задачей для всего мира. » Позже Громыко говорил о своей встрече с Шульцем: «Это был, вероятно, самый острый

разговор с американским госсекретарем, а я говорил с четырнадцатью. » (175)
   Незадолго до инцидента с самолетом Андропов, уже серьезно больной, исчез с трибун и президиумов и больше уже не появился. Однако и с

больничной койки он 28 сентября выпустил обвинительную речь в адрес американской политики, составленную в таких выражениях, которые даже в

худшие годы холодной войны не слыхали. Так, он заявил, что Соединенные Штаты - это «страна с невиданным милитаристским психозом». Рейган был

повинен в «экстремизме... Если у кого и были иллюзии о возможности эволюции политики американской администрации, то последние события их

разрушили раз и навсегда.
Быстрый переход