В конце 1986 года его с треском выгнали.
В середине восьмидесятых годов ПГУ все больше жаловалось, что почти все кандидаты на работу в нем из престижных московских институтов были
избалованными детишками высокопоставленных родителей, которые не жалели усилий, проталкивая своих чад. В качестве ответной меры андроповский
институт стал принимать все больше курсантов из провинции. Центр регулярно просил местные "управления КГБ направлять своих лучших молодых
офицеров кандидатами на работу в Первое и Второе главные управления, так что многие прибывшие на учебу в ПГУ до приезда в андроповский институт
и не видели раньше Москвы.
Абитуриентов всегда отбирали по национальному признаку. Евреям в КГБ путь был закрыт. В исключительных случаях в КГБ могли принять
абитуриента, если еврейкой была лишь его мать, и официально национальность значилась нееврейской. Представители национальных меньшинств, которых
во время Второй мировой войны выслали в Сибирь (крымские татары, карачаевцы, калмыки, чеченцы, ингуши), а также греки, немцы, корейцы и финны
могли забыть о работе в КГБ. Но что самое интересное - в учреждении, которое ежедневно возлагало живые цветы к монументу Феликса Дзержинского в
Ясенево, поляки тоже работать не могли, по крайней мере, в ПГУ. Литовцам, латышам и эстонцам, которые играли такую видную роль в ЧК
Дзержинского, работать в Ясенево не воспрещалось, но смотрели на них с подозрением. Армян тоже принимали очень неохотно, так как у многих за
границей были родственники.
Единственным офицером КГБ на Мальте в семидесятые годы был армянин по фамилии Мкртчян. Работал он там под крышей корреспондента ТАСС. Когда
Мкртчян постарался добиться назначения в США, обнаружилось, что у него в Америке есть родственники, и из ПГУ его выгнали с треском. Однако
ограничений для других национальных меньшинств в Центре не было. Внутренняя статистика КГБ показывает, что грузины, азербайджанцы, узбеки и
другие представители среднеазиатских национальностей были надежней, чем русские и украинцы. Андроповский институт также проводил дискриминацию
по признаку пола и религии. Принимали туда только мужчин (за исключением жен сотрудников ПГУ, которые учились на специальных курсах).
Отправление религиозных культов было запрещено. (10)
В 1990 году ПГУ впервые обнародовало требование к абитуриентам андроповского института: «Конечно, желательно хорошее здоровье и способности к
иностранным языкам. Каждый сотрудник (ПГУ) знает два языка; многие говорят на трех и более... Однако главное требование ко всем будущим
оперативным работникам, занимающимся сбором информации, без исключения - это абсолютная надежность и преданность делу. » В 1990 году стало
известно, что все кандидаты для работы в ПГУ должны прыгать с парашютом: "Трусы нам не нужны.
" (11)
По всей видимости, с середины восьмидесятых годов андроповский институт мало изменился. В нем проходили одно-, двухи трехгодичные курсы в
соответствии с прошлым образованием и опытом курсантов. По прибытии курсантам давали новое имя и легенду, которой они придерживались в течение
всего периода обучения. Обычно имя и отчество они не меняли, а фамилию им давали другую, но начинающуюся с той же буквы, что и настоящая.
Письма, приходившие курсантам от семей, вручались им работниками института лично, с тем чтобы другие не узнали их настоящей фамилии. Хотя им
присваивались военные звания, но курсанты ходили в штатском. На трехгодичном курсе учились шесть дней в неделю сорок четыре часа: четырнадцать
часов языка, двенадцать часов оперативной работы, восемь часов политики и страноведения, четыре часа научного социализма, четыре часа
физкультуры и спорта и два часа военной подготовки. |