При Хрущеве
страх исчез, верующие и конформисты чувствовали себя в относительной безопасности от ужасов сталинизма, которые в прошлом могли обрушиться на
всех и каждого. К концу брежневского правления после краткого периода иллюзорного подъема при Андропове вера в систему исчезла, как и страх,
который она некогда внушала.
Осталось лишь то, что советский культуролог Л. Баткин называл «серократией», то есть правлением серой, бесцветной, застойной и
коррумпированной бюрократии. (31)
Трансформация пришедшей в упадок советской системы и начало новой, более цивилизованной внешней политики произошли и благодаря изменившимся
взглядам руководства на окружающий мир, в частности, на Запад. Ни один член Политбюро за период с начала сталинской диктатуры и до начала эпохи
Горбачева по-настоящему не понимал Запад. Их способность понимать смысл сведений, предоставляемых политической разведкой КГБ, была также
затруднена идеологическими шорами и неизлечимой страстью к теории заговоров. В своих контактах с Западом непонимание они подменяли тактической
хитростью, жестокостью, неустанным желанием победить даже в мелочах и знанием некоторых слабых точек Запада, которые им подсказали дипломаты и
разведчики. В своих потугах стать мировой сверхдержавой Советский Союз создал огромную армию дипломатов, разведчиков, журналистов и научных
работников, которые были заняты сбором массива критической информации о Западе. В конце концов они же и подорвали некоторые постулаты системы,
начавшей гнить изнутри.
В Михаиле Горбачеве Советский Союз наконец нашел лидера, который, хоть и был пропитан многими традиционными догмами и неверными
представлениями о внешнем мире, хорошо понимал, что коммунистическая система сбилась с пути, и был готов воспринять новые идеи. Самым
влиятельным советником Горбачева ко времени его прихода к власти был политик, который знал Запад по личному опыту, - Александр Николаевич
Яковлев, посол в Канаде с 1973 по 1983 год.
Слава Богу, мозг Яковлева был лишь отчасти затуманен догматами марксизмаленинизма. Но на новое мышление Горбачева сильное влияние оказали его
многочисленные встречи в КГБ, который после списания операции РЯН в архив стал трезвее смотреть на окружающую действительность.
Однако к 1987 году темпы и масштаб нового мышления Горбачева показались Виктору Чебрикову слишком резвыми. Сто десятую годовщину со дня
рождения Феликса Дзержинского он использовал, чтобы оживить старую теорию о гигантском заговоре западных разведслужб по распространению
идеологических диверсий, в частности, троцкизма: "Одной из основных целей подрывной деятельности спецслужб и империалистических держав
продолжает оставаться моральный и политический потенциал нашего общества и советская философия...
Вот почему подрывные центры не жалеют усилий на акты идеологической диверсии, наращивают попытки дискредитировать марксистско-ленинскую
теорию и политику Коммунистической партии и всеми силами стремятся дискредитировать исторический путь Советского государства и практику
социалистического строительства. Во имя этого буржуазные идеологи перетрясают свой прогнивший багаж и зачастую вытаскивают для своих инсинуаций
аргументы из арсенала троцкизма и других оппортунистских течений. « Под огонь Чебрикова попали две формы »идеологической диверсии«, практикуемые
империалистическими разведками. Первой была их попытка »расколоть нерушимое единство партии и народа и установить политический и идеологический
плюрализм«. Второй формой было распространение »вируса национализма«, который привел »к недавним провокационным вылазкам националистов в
прибалтийских республиках". |