Почти двенадцать лет, пролетевшие после назначения Андропова на пост председателя КГБ СССР, практически ничего не изменили в его от природы феноменальной памяти. Он бы и рад был избавиться от тяжких и даже унизительных воспоминаний фрагментов своего беспрецедентного восхождения к этой отвратительно-манящей, вызывающей одновременно ужас и восторг цели, но был бессилен: мозг жил своей собственной жизнью и упрямо не хотел расставаться с эпизодами и подробностями, которые Андропов мечтал навсегда забыть и с которыми он был обречен не расставаться до самой смерти. Были такие вещи, которые никто, кроме разве что самого Брежнева, знать не мог, да и не должен был. Андропова связывали особые отношения с Александром Шелепиным, «железным Шуриком», удивительным человеком и уникальным циником, любимцем советского комсомола, как никто умевшим придавать какой-то особенный, неповторимый блеск любому делу, за которое он брался. Именно Шелепин сумел надежно прикрыть Андропова в очень сложной, запутанной ситуации, когда после свержения Хрущева шла лихорадочная борьба за кремлевский престол, жертвами которой стало великое множество аппаратчиков, единственным прегрешением которых была романтическая увлеченность хрущевскими реформами. Конечно, Шелепин сделал это не из альтруистских соображений — уже тогда, в шестьдесят четвертом году, он, один из главных инициаторов смещения Хрущева, активно формировал команду и, безусловно, рассматривал умного и тонкого Андропова в качестве своей правой руки. Но именно Андропов, трезво оценив политическую конъюнктуру, сумел не только сманеврировать и остаться совершенно незапятнанным в команде победившего Брежнева, но и сыпанул первую горсть земли в политическую могилу Александра Шелепина, организовав накануне лондонского визита «железного Шурика», занимавшего пост председателя ВЦСПС «утечку» строго секретной информации, после которой перед западным обывателем предстали во всей своей неприглядности дела Александра Шелепина на посту председателя КГБ.

Андропов должен был либо предать своего старого покровителя, либо разделить с ним горький хлеб политической опалы.

Андропов выбрал первое и окончательно расчистил себе дорогу наверх, похоронив самого страшного свидетеля.

Он никогда не был легкомысленным идеалистом и, конечно же, прекрасно понимал, что, санкционировав указ о его назначении председателем КГБ при Совете Министров СССР, все члены Политбюро во главе с тогда еще сравнительно молодым и физически очень крепким Леонидом Брежневым, менее всего были заинтересованы в укреплении политического влияния пятидесятилетнего Андропова. Наоборот: именно потому, что «ставропольский очкарик» представлял собой практически идеальный тип ПОЗИТИВНОГО советского партийного функционера — умного, тонкого, не падкого на лесть, скромного в быту, анализирующего каждое слово и каждое решение, неизменно расчетливого, прекрасно ориентирующегося в сложных хитросплетениях внутрикремлевских политических интриг, и по своим данным вполне мог занять со временем пост Генерального секретаря ЦК КПСС, его и направили в Комитет госбезопасности. В тот самый «наиболее ответственный участок идейно-политической борьбы», на котором Юрий Владимирович Андропов мог практически форсированно сломать себе шею и навсегда сойти с дистанции, на которой было традиционно тесно от претендентов на высшую власть в стране и людей, горой стоявших за ними.

По-настоящему Андропов понял это, когда окунулся с головой во внутреннюю ситуацию, сложившуюся в главном аппарате КГБ СССР к моменту его назначения на пост председателя. А была эта ситуация весьма сложной и напряженной. И определялось это положение отнюдь не внутриполитической обстановкой в самой стране, а непримиримыми, глухими распрями между руководителями трех основных оперативных и структурных подразделений КГБ — внешней разведки, контрразведки и военной контрразведки. «Верхушку» в комитете держали бывшие партийные работники сталинской школы, пришедшие в органы безопасности еще в 1951 году, после расстрела Абакумова, и занимавшие на Лубянке практически все ключевые посты.