|
Несмотря на увещевания пожилой проводницы, моя дура в хроническом припадке чистоплотности не послушалась опытную женщину и, захватив с собой все полагающиеся для столь деликатной процедуры причиндалы, заперлась изнутри на задвижку. Поезд, естественно, мотало из стороны в сторону, как утлое суденышко в открытом океане. Кроме того, пока моя подружка пыталась как-то осуществить непростой процесс омовения, на ее счастье, имели место два экстренных торможения, что в этих краях вообще является обычным делом — машинист тепловоза, завидев на колее отчаянно голосующих земляков с мешками дынь на продажу, как правило, останавливает поезд. И действительно, какой смысл гнать полупустой состав, когда по дороге то и дело попадаются пассажиры? Надо сказать, что в Средней Азии вообще особые отношения к транспорту и соплеменникам. Короче, из туалета моя подруга вышла со здоровенным фингалом на скуле, ушибленной лодыжкой и легким вывихом тазобедренного сустава. «И знаешь, о чем я думала, когда меня швыряло от унитаза к зеркалу и обратно? — сказала, завершая эту трагикомическую историю, моя любимая подруга. — Я думала о том, что, как выяснилось, самое сложное в жизни женщины — этой выйти из воды мокрой. Лично мне тогда это не удалось».
Странно, но пока я мылась, мылилась и поливала себя водой, как слон в зоопарке, история в поезде Ташауз — Ашхабад вовсе не казалась мне такой смешной. Переодевшись в длинную цветастую юбку и легкую кофточку без рукавов (судя по всему, Стеша, основательно порывшись в моих вещах, остановила свой выбор именно на этом туалете), я села на кровати и, скорее по привычке, нежели по необходимости, задумалась. Ночной раунд вопросов и ответов, после которого я свалилась и тут же уснула, всплывал в памяти очень медленно и нечетко. Что-то врезалось в сознание, однако были вопросы, которые я никак не могла вспомнить. Мои мозги наотрез отказывались заниматься аналитической работой. — Заждалася? — с труднообъяснимой теплотой в голосе спросила Стеша, вкатывая в комнату тележку со жратвой. — Голодная небось?.. Оба вопроса били точно в «десятку», однако признаваться в этом очень не хотелось. И тогда я решила ответить на них конкретным делом, умяв в течение нескольких минут родную советскую глазунью из трех яиц, используя вместо ножа два здоровенных, с русской щедростью нарезанных, ломтя серого хлеба, а также три сосиски с гарниром в виде зеленого горошка, две пластинки очень вкусного сыра неизвестного сорта (я бы съела больше, но ломтиков было только два), потом запила завтрак стаканам какао, обшарила поверхность серебряного подноса в поисках еще чего-нибудь съестного и только тогда обнаружила, что есть как-то сразу стало нечего. — Ну, ты даешь! — восхищенно пробормотала Стеша, не отрывавшая от меня зачарованного взгляда. — Это же надо: столько жрать и сохранить при этом такую фигуру! — Побойся Бога, Стеша! — я совершенно искренне всплеснула руками. — Во мне восемьдесят два килограмма! И это ты называешь фигурой?! Это же черт знает что такое!.. — А мне тогда что говорить? — грустно спросила Стеша. Я осеклась. Стеша была абсолютно права: на фоне ее пароходных габаритов мои рассуждения о собственной полноте выглядели верхом бестактности и снобизма. — Я ем один раз в день, — все также печально продолжала Стеша. — А знаешь, сколько я вешу? — <style name="53">Тем не менее ты прекрасно выглядишь, — мне показалось, что я довольно ловко ушла от прямого ответа. — И потом, Стеша, ты… ты женщина. Настоящая женщина. Таких, как ты, обожают рисовать художники. Да и мужики от таких, как ты, западают практически все… — <style name="53">Кофе хочешь? — Я так поняла, что в стешином вопросе сконцентрировалась вся ее благодарность за тонкое понимание сугубо бабских проблем. |
